Золотая удавка

Быть таким, как все, привык…
Ну, мужик я как мужик.

Прихожу искать работу,

И тут спрашивает кто-то:
– У тебя какой ай кью?
– Низкий, я курю и пью.
– Дверь закрой с той стороны, —
Отвечают мне они.

Жалоб нету на здоровье.

Пью, курю, я так привык,
Мачо же я, просто бык!
Секса, барышни? Извольте!
Но подвел меня «дружок»,
Раз за разом все не ок.
Стал растерян я, несмел.
Неудачник, не у дел…
Без работы, без любви,
Деньги кончились мои.
Разбежались все друзья.
Выбирал не тех ли я?
И какой же я мужик?
Я курить и пить привык.
Делай вывод, пацаны,
Я – позор своей страны.

Настоящий же мужик

С малых лет к труду привык,
Сердце, руки, голова
Служат верно. И слова
Не расходятся с делами.
Вот такими мужиками
Русь горда. Во всех веках
Держится на их плечах.

Когда затих последний аккорд, Мирослава приобняла Шуру и чмокнула его в макушку.

– Сокровище ты наше, – сказала она.

– Спасибо…

– Шура, я хотела бы перейти к серьезной теме, – начала она осторожно.

– Переходи, – разрешил он милостиво и тут же насторожился.

– Дело по убийству дочери Бельтюкова ты ведешь?

– Ну…

– У нас по этому делу сегодня клиент появился.

– Кто? – быстро спросил он.

– Ты же знаешь, – проговорила она с легким укором, – агентство имен не разглашает.

– Хотя бы фамилию, – попробовал он свести к шутке.

– Нет.

– Вот так всегда – нет да нет. А им все, что полиции известно, преподнеси на блюдечке с золотой каемочкой.

– Ну, зачем ты так?

– Ладно. Чего ты хочешь?

– Что уже известно по этому делу?

– Можно сказать, ничего.

– И все же.

Наполеонов вздохнул и поделился скупой информацией.

– Кого ты подозреваешь?

– Всех.

– Почему?

– Родственники могли быть заинтересованы материально…

– Ты видел завещание?

– Нет. Бельтюков – в реанимации и по-прежнему в бессознательном состоянии. Нотариус, естественно, нем как рыба. А с запросом на ордер я решил подождать.

– Есть надежда на благополучный исход?

Наполеонов пожал плечами.

– Но больше всех я подозреваю некоего Адама Сергеевича Верещака.

– Кто это? – Мирослава решила пока не выдавать своей осведомленности.

– Бывший поклонник жертвы.

– И почему ты его подозреваешь?

– Потому, что я не могу его найти. А горничная утверждает, что Евгения вроде как и не порывала с ним отношений…

– Понятно. А обслуга тоже под подозрением?

Он кивнул.

– Какие мотивы могут быть у них?

– Сказать сложно. Но, судя по сухим страницам протоколов, никто из них не любил Евгению.

– А хозяина?

– К нему вроде бы отношение было неплохое.

– Спасибо.

– Не за что, дорогая. Кстати, завтра я собираюсь поехать туда и расспросить свидетелей еще раз лично. Могу прихватить тебя с собой. Поедешь?

– Еще спрашиваешь!

Увлеченные разговором, они даже не заметили, как Морис собрал посуду и скрылся на кухне. И только сейчас Мирослава это заметила.

– Фу-ты! – сказала она и, поднявшись с кресла, добавила: – Пойду помогу.

– Он, наверное, давно уже сам управился, – заметил Шура.

– Морис завтра поедет с нами.

– Не возражаю.

Миндаугас появился в дверях с несколькими поленьями в руках. Опустился возле камина, отодвинул решетку и положил дрова в огонь.

Обрадованный новой порцией угощения, уже почти уснувший огонь заплясал веселее.

Часы пробили двенадцать.

Было слышно, как за окном завывает ветер и шлепает тяжелыми редкими каплями дождь.

Дон спрыгнул с кресла, потерся всем телом о ноги Мирославы, поднял голову, поймал ее взгляд и тихо мяукнул.

– И что все это значит? – спросил Шура.

– Хочет, чтобы мы пошли спать.

Шура фыркнул.

– Кстати, я тоже хочу того же, – сказал Морис. – Спокойной ночи!

Он подхватил на руки кота и вышел из гостиной.

– Не, ну, викинг распоряжается твоим котом, как своим собственным, – не выдержал Шура.

– Ты кого больше ревнуешь, – засмеялась Мирослава, – меня или кота?

– Никого я не ревную, – отмахнулся Наполеонов.

Он подумал и вздохнул:

– Да и не стоит мне ссориться с Морисом даже из-за вас обоих, – он усмехнулся, – любовь любовью, а кушать хочется всегда.

– Поросенок ты, Наполеонов, – беззлобно обругала друга Мирослава и, пожелав ему спокойной ночи, тоже удалилась.

А Шура еще несколько минут сидел прямо на полу и смотрел на угасающий огонь, потом на завораживающее мерцание углей.

Мысли в его голове проносились причудливыми обрывками. Они были, казалось, обо всем и ни о чем конкретно.

Глава 5

Утро бледными жемчужными накрапами стекало по стеклу…

За окном было тихо. Казалось, все вокруг затаилось и чего-то ждет.