Золотая всадница

– Да? – рассеянно спросил Старевич. – И какие же у нее цвета – белый в честь балета и красный в честь красного фонаря?[16]

И, довольный своей шуткой, которую он не рискнул бы повторить на публике, он расхохотался.

– Бранко! – сказала Мария укоризненно, качая головой. – Я знаю, она тебе не нравится, но ведь она хорошо танцует…

– И пусть танцует, – сердито отозвался Старевич, – но я против ее влияния на государственные дела. Кстати, ты слышала о ее соперничестве с баронессой Корф? Баронесса хотела вложить деньги в какие-то земли на юге, но Рейнлейн их перекупила. Точно так же она пытается затмить баронессу во всем, что та делает. Баронесса по какой-то прихоти ездит на желтой лошади, так Лотта заказала себе экипаж с двумя желтыми лошадьми. Баронесса дала деньги благотворительному комитету, так Лотта назло ей прислала больше. В Тиволи баронесса устроила корт для тенниса, а Лотта купила загородное поместье, которым интересовалась баронесса, и заявила, что теперь у нее будет не только корт, но и поле для гольфа. Баронесса переделала Тиволи за две недели, а Лотта за десять дней перевернула вверх дном свой новый дворец, но, говорят, так и не добилась ничего путного.

– Откуда же у нее столько денег? – изумилась добросердечная Мария.

– У нее? Лучше спроси – у короля, – еще более сердито ответил Старевич. – Ты меня знаешь, я никогда не был поклонником монархии, но я глубоко уважаю покойного короля Владислава, потому что он в личной жизни оставался порядочным человеком и не давал влиять на себя кому попало. – Мария, помнившая, как ее муж в частных разговорах обзывал Владислава мерзавцем и узурпатором, благоразумно промолчала. – А теперь что? Чуть ли не всеми делами заведуют королевский адъютант и эта балерина, а король… – Он оборвал себя на полуслове и поморщился.

– Но так ведь не может продолжаться вечно, – сказала Мария, чтобы успокоить своего супруга.

– Конечно, – подхватил депутат, который совершенно не умел разграничивать работу и семейную жизнь и даже дома сотрясал стены политическими речами, которые уместнее было бы произносить в иллирийском парламенте. – Всем в Любляне отлично известно, что Лотта Рейнлейн играет на руку австрийцам, а это во много раз хуже, чем если бы она была агентом России, например. Потому что Россия далеко и не претендует на то, чтобы нас захватить, а Австрия только об этом и мечтает. Так что я не исключаю, что в ближайшее время что-то произойдет. Или новая революция, или еще что-нибудь. Ты знаешь мою точку зрения на революции – это кровопускание, которое применяют, когда жизнь больного иначе не спасти, а страна больна, и с этим не поспоришь.

Однако Мария решительно покачала головой.

– Революции не будет, – объявила она.

– Почему, позволь спросить? – с любопытством осведомился ее муж.

– Потому что люди уже попробовали твою хваленую свободу и поняли, что она им не по нраву. Потому что большинству людей все равно, кто ими правит, лишь бы их не слишком притесняли. Мало этих причин? Тогда вспомни предыдущего короля, которого никто не знал до его приезда сюда и которого все оплакивали, когда он умер. Каким бы плохим правителем ни был Стефан, на него до сих пор падает отблеск величия его отца. А Владислав, что бы ты ни говорил, был великий человек.

– О боже, я живу с монархисткой! – притворно ужаснулся Старевич и поцеловал жену в завитки волос на шее. – Милая моя, я не отрицаю, что некоторые монархи вполне достойные люди и правители, но ничто не убедит меня в том, что республиканская система…

– Посмотри на Францию, – посоветовала жена. – Вот твоя республика: всюду коррупция и жуткие скандалы, вроде того, который был с Панамским каналом. А ведь французы пытаются строить республику уже в третий раз, и обе предыдущие попытки заканчивались империей.

И она победно посмотрела на мужа, который зачарованно притих и смотрел на нее так, словно видел впервые в жизни.

– Что?

– Я тебя обожаю, когда ты начинаешь говорить о политике, – вздохнул депутат. – Видишь ли, если теория плохо реализуется на практике, это не значит, что она плоха. Просто нужно время, чтобы…

– Нет, это именно значит, что теория плоха, – возразила Мария, привыкшая все свои рассуждения доводить до конца и не оставлять недомолвок. – И еще: в теории республика позволяет всем гражданам участвовать в управлении страной, но это же иллюзия. Ну сходил ты, проголосовал за того или другого кандидата, которого все равно лично не знаешь, и что? Ты всерьез веришь, что это и есть управление страной? Ты отдал свой голос, а дальше уже ничего от тебя не зависит. И о тебе никто не вспомнит до следующих выборов.

– Одним словом, vive le roi![17] – поддел ее муж.

– Я думаю, Стефану надо просто дать время, – сказала Мария, разглаживая складку на юбке. – Рано или поздно он одумается и оставит свою балерину. В конце концов, до сих пор он не совершал опрометчивых шагов.