— Чего вдруг? — удивляюсь я.
— Так, ерунда. Я зарок дал. Когда ты пил, а потом — в больнице… Ну, короче, я подумал: если обойдется, убью ЖЖ. Глупо, правда?
— Глупо. В мое время девчонки руки резали…
— Зачем?
— В знак верности. Парень в армию уходит, а она по руке ножом — чик! Чтоб верил: дождется. Шрамы оставались — тоненькие, белые.
— Ждала?
— Как когда. Бывало, через полгода — замуж. Со всеми шрамами…
Шиза возится на кухне.
Гремит посуда. Течет вода. Шуршит мочалка. Шиза аккуратна до икоты. У меня никогда не хватало терпения так мучить несчастную тарелку. Сейчас она закончит, вернется в комнату, устроится в кресле с ногами — и будет читать. Если нет, то мы поговорим о чем-нибудь.
Она скажет: почитай мне стихи, Золотарь.
Спит Шиза в кабинете, на диване. Смешно сказать — между нами по сей день ничего не было. Как в сентиментальном романе XIX века. Даже когда я возвращался бухой в дрезину. А врач утверждал, что я — мужчина в самом расцвете. Врал, лекаришка. Когда Шиза перебралась ко мне, ни сказав ни слова, я сперва… Что я сперва? Ну, не знал, что делать. А там привык. И Антошке она нравится. Золотарь ты, Золотарь, хренов Казанова… Она старше твоего сына на семь лет. Она все придумала, выстроила замок на песке, на пустом месте. Фикция, мираж; шуточки СФ.
Однажды она уйдет.
Или я приду к ней в кабинет.
Во дворе рычит и ворочается дракон. Это мусоросборочная машина. Волей злого чародея она всегда приезжает глубокой ночью. Взревывает мотор, хлопают крышки. Захват лязгает о мусорные баки. Грохот, тоскливый скрежет. Дракон хочет нормальную, сочную девственницу. А приходится жрать всякое дерьмо.
Кто угодно превратился бы в монстра.
Талейран вскидывается, ворчит в ответ. И ложится обратно. Он привык быстрей меня. У меня на это ушли годы, у него — дней десять. Чихать он хотел на дракона. Просто сам не прочь порыться в мусоре. Вот и ревнует.
— Спи, — говорю ему для проформы.
Чтоб знал, кто в доме хозяин.
— Ага, — отвечает Талейран. — Сплю.
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
ОДИН ИЗ НАС
Лысый никуда не торопился. Критически изучал дисплей, словно хотел вымыть его с мылом. Обидно! Будто нет ему никакого дела до эксперимента, который сам же и предложил «замутить». Ни до «Авгикона», ни до его ужас какого ответственного директора…
Я бродил по «студии», чувствуя себя полным идиотом. Хотя в идиотах, по идее, должен был ходить лысый. Да, моя теория — завиральная. Но эксперимент для ее проверки… Бред сивой кобылы. Я поймал себя на том, что хожу, заложив руки за спину — как Чистильщик. Убрал руки из-за спины. Мотыляются. Сунуть в карманы? Вульгарно. Продеть большие пальцы в петли для ремня? Уже лучше. Но за спиной — все равно удобнее.
Место требует? Должность давит?
Обезьянничаю?
— Хотите чаю?
— Хочу, — лысый отрывает взгляд от дисплея. — Красного, если есть.
— С сахаром?
— Без.
— Сей минут, начальник.
На кухне звякает, отключаясь, электрочайник. Когда я успел его поставить? Только провалов в памяти мне не хватало! Ты, начальничек, ключик-чайничек… отпусти до дому… Дух Чистильщика незримо витал над нами. Над жестянками и пакетиками с чаем. Над керамическим заварником. Над двумя кофеварками. Над чашками из дешевого фаянса, чисто вымытыми бабой Нелей.
— Вот, пожалуйста.
— Спасибо.
Смеркалось, как сказал классик. Июнь, темнеет поздно. И не скажешь, что седьмой час. Все наши разошлись по домам, одна Шиза в «котле» варится. Ждет, пока я освобожусь. Про эксперимент я ей не рассказывал. Но, как говорил актер Джигарханян, разве бабу обманешь? Она сердцем чует.
Как закончим, спущусь за ней.