Золото

После первых неутешительных сводок из Сталинграда в октябре сорок второго индикатор всеобщего собачьего поветрия зафиксировал любопытные колебания и изменения. В Померании гауляйтер Ганс Либерманн-Рихтер, ярый приверженец расовой чистоты, высказался в том духе, что только эльзасские суки вправе называться Блонди, остальные же подлежат уничтожению. Дать дворняге гордое имя Блонди значило нанести оскорбление фюреру. После тревожных сигналов общественности было публично объявлено, что не должно быть Блонди среди кобелей. Назвать кобеля этим именем стало равносильно признанию транссексуальности или, по тем временам, гомосексуализма, который, будучи еврейской заразой, по словам Ганса Либерманна-Рихтера, существовал исключительно в концентрационных лагерях, где ему и место.

В январе сорок третьего власти Эльзаса в ответ на продолжающиеся неудачи армии вермахта под Сталинградом постановили, что в знак любви к фюреру все эльзасские суки впредь должны именоваться Блонди. Это был жест патриотической поддержки на местах. Как-никак Эльзас дал имя немецким овчаркам, так же как Далмация – белым пятнистым собакам. В Страсбурге, столице Эльзаса, всякий, кто плохо обращался с эльзасской сукой по кличке Блонди или пытался таковую усыпить, пусть даже по медицинским показаниям, подлежал аресту, а водитель, насмерть сбивший или просто покалечивший эльзаску Блонди, приговаривался к высшей мере наказания через повешение. Так власти законодательно закрепили неразрывную связь между фюрером и эльзаской Блонди. Любой выпад против эльзасской суки по кличке Блонди приравнивался к выпаду против фюрера.

С тридцать девятого года всем евреям «третьего рейха» было запрещено иметь собак. Однако в марте сорок третьего какой-то шутник-нацист из полицейского управления в Тюрингии перевернул ситуацию на сто восемьдесят градусов, объявив, что отныне все евреи должны обзавестись собакой, а именно эльзасской сукой по кличке Блонди. Таким образом евреям постоянно напоминали бы о фюрере. Больше того, в каждой еврейской семье появилась бы сторожевая собака, которая бы следила за каждым шагом своих хозяев. Это нововведение (метафорически) намекало на то, что фюрер – сторожевая собака для мирового еврейства. Поскольку в Тюрингии осталось не так много евреев, проследить за исполнением этого распоряжения оказалось проще простого. Каждый день всем евреям и их сукам Блонди предписывалось явиться в местное отделение гестапо, где животных тщательно обследовали: хорошо ли вычесана шерсть, нет ли блох, все ли в порядке со здоровьем. За больную или тощую собаку следовало жестокое наказание.

Бургомистр Фольксдорфа Йозеф Хаммерманн после смерти жены, в просторечии Блонди, издал указ, согласно которому все евреи, имеющие собаку с тем же именем, обязаны приобрести для нее золотой ошейник в знак уважения к фюреру и покойной супруге мэра. За попытку связать в одном указе фюрера и собственную жену Йозефу Хаммерманну досталось на орехи, хотя его помощник Гаральд Коперникус постарался изменить формулировку и по возможности смягчить удар. Дело в том, что Коперникус когда-то спал с женой шефа, и его запоздалые попытки выправить ситуацию оказались неуклюжими – то ли по причине некомпетентности, то ли из-за ревности, поскольку незадолго до смерти фрау Хаммерманн снова пустила мужа в свою постель. Городские сплетни лишь усугубили и без того щекотливую ситуацию, и вскоре указ был отозван, но к тому времени двадцать семь фольксдорфских евреев уже оказались за решеткой, а их эльзасские суки по кличке Блонди – в собачьем приюте, конфискованные же ошейники были переплавлены в два золотых слитка. Один слиток пропал – возможно, его похитил помощник мэра в качестве компенсации за моральный ущерб. Второй слиток попал в Кёльн, а оттуда в Баден-Баден, где его завернули в зеленое сукно и положили в сейф самого респектабельного банка. Говорят, в самом конце войны этот и еще девяносто девять золотых слитков сержант армии вермахта Ганс Доппельманн самолично упаковал в два больших чемодана, которые погрузил на заднее сиденье черного «мерседеса» (номер TL 9246). Девяносто два слитка из этой сотни были позднее обнаружены в лесу на границе со Швейцарией, неподалеку от итальянского города Больцано, известного своим неумением готовить настоящие спагетти – их не едят даже голодные собаки.