Золото

Курт, почти добравшийся до золотой лодки, успел взяться одной рукой за стрелу, которая указывала на восток, и забросил ногу на оперение второй стрелы, которая показывала на запад, когда прогнившая деревянная лестница, привязанная свободным концом к кровле, надломилась и начала медленно-медленно отваливаться назад, в сторону церковных могил. Так как это была самая высокая лестница, Курта отбросило от собора почти на двадцать пять метров. Он со всего маху сел на надгробный камень из известняка и сломал позвоночник. Смерть наступила мгновенно. Ему было восемнадцать. Следующим оказался толстяк Ханс. Потеряв равновесие, он сорвался вниз, и, пока он летел, ветки тиса пропороли ему живот и грудь, а когда он наконец рухнул на детскую могилу, зазубренный лепесток давно проржавевшей лилии, венчавшей надгробие, вонзился ему прямиком в горло. Смерть наступила мгновенно. Ему был двадцать один год.

Затем пришел черед Петера. Он как раз добрался до основания шпиля, тут лестница начала падать, Петер ухватился за крепежную скобу сточного желоба и через мгновение вместе с этой скобой в руке шмякнулся на посыпанную кремневой галькой дорожку, метрах в пятнадцати от стены, его голова разлетелась вдребезги, как лопнувшая электрическая лампочка, и он оказался погребенным под грудой деревянных обломков и вывороченного железа. Смерть наступила мгновенно. Ему было восемнадцать.

Томас находился в той точке, где лестница раскололась и, прежде чем слегка развернуться, своим острым концом вонзилась ему в промежность, после чего он совершил в воздухе пируэт и упал в простертые руки каменного ангела, протягивающего в пустое ночное небо каменный венок. Смерть наступила мгновенно. Ему было девятнадцать.

Кристиан успел долезть до верхнего ряда окон, освещающих хоры, и оседлал лестницу, чтобы передохнуть, а заодно высвободить руки, чтобы удобнее было пить виски. Горлышко бутылки вспороло ему пупок, хотя причиной смерти стал деревянный крест, ударивший его аккурат по лицу. Отец не сумел его опознать, так что идентификация, отраженная в официальном свидетельстве о смерти, была сделана по зубам и шрамам на ягодицах, оставленных отцовским ремнем. Ему было двадцать.

Ближе всех к земле, на расстоянии двенадцати метров, находился Хельмут. Он больше других выпил и медленнее других поднимался по лестнице. Он остался лежать с переломанным позвоночником на карнизе часовни святой Урсулы. Смерть не наступила мгновенно. Он отлежал еще три дня в коме, и ему грезилось, что он курит трубку и дым выходит из всех отверстий его тела, терпкий дым яблоневых веток, которые горели в кострах его детства в Силезии, и сладкий дым виргинского табака «Чипсток майлд», который он курил в баре отеля на Унтер ден Линден, где Фрика Ханслер напевала всякую похабщину на мотив вальса «Голубой Дунай». Ему было семнадцать.

Шестеро пьяных немецких солдат лезут на купол собора в честь Отрекающегося Петра и Девственной Урсулы, чтобы стащить якобы золотой флюгер, – согласитесь, не лучшая реклама для оккупационной армии. «Третий рейх», конечно, не жаловал церковную власть на местах, но это ночное приключение явно было не из разряда антиклерикальных. Бесславную историю следовало поскорее переписать.

Было объявлено, что жители Баннесдорфа – по большей части из датчан – жестоко расправились с немецкими пехотинцами во время комендантского часа. Вспомнили неприятные моменты из истории отношений немцев и датчан в Шлезвиг-Голштинии. В воздухе запахло репрессиями. Соборный шпиль взорвали динамитом. Не без труда извлеченный из-под обломков тяжелый, чугунный, покрытый позолотой флюгер вместе с приваренными к нему буквами чугунного литья потянул на 341 фунт. За убийство шестерых молоденьких пехотинцев, которых посмертно повысили в звании и с почестями, как героев, похоронили в кафедральном соборе Кёльна, жителям местечка Баннесдорф в качестве компенсации велено было собрать 341 фунт чистого золота. На все про все им дали три дня, после чего за каждый недостающий фунт немцы обещали расстреливать по одному жителю. Невероятное требование, по своей жестокости достойное включения в сборник сказок братьев Гримм. Между прочим, Вильгельм Гримм прожил год на острове Фемарн, где он записывал местный фольклор, а последние годы жизни, прикованный к инвалидному креслу развившимся менингитом, провел в Ниендорфе, местечке по соседству с Баннесдорфом.