Читаем Золото полностью

Они спорили о войне. Патриция не любила американцев, Доменико их боготворил. Но их линии защиты опять-таки определялись не столько убеждениями, сколько амбициями. Патриции, кстати, нравились американские фильмы и изюм, а также вид зеленого доллара, тогда как Доменико несколько смущал портрет стопроцентного американца: улыбка в тридцать два белоснежных зуба и стакан апельсинового сока в руке. Когда они, как и следовало ожидать, постепенно сблизились, ему пришлось отказаться от многих вредных привычек – например, полуночных дискуссий. Те же американцы в одиннадцать часов уже в постели. У них есть поговорка: «Лучше поспать один час до полуночи, чем два после». Патриция спросила Доменико, как пишутся штаты Массачусетс, Миссисипи и Арканзас. Он написал все три слова с орфографическими ошибками. Он даже «Калифорния» умудрился написать с двумя «ф». Он понятия не имел, откуда пошло название Америка, и очень удивился, узнав, что ее открыл итальянец. Он отказывался принимать эту версию и даже бросал Патриции оскорбительные слова, которым недавно научился у брата. Хотя она их не знала, грубый смысл до нее вполне дошел.

Они обсуждали Муссолини. Патриция договорилась до того, что он хороший человек, потому что всегда целует детей, моется три раза в день, носит шелковое белье и пользуется духами. В ответ Доменико заорал в голос, и она бросилась его утихомиривать, пока он не разбудил ее родителей. Но он уже грохнулся со своего велосипеда, причем пострадал даже не за собственные убеждения, а повторяя слова старшего брата. Он сидел на мостовой под кухонным окном и потирал лодыжку. Не веря в то, что говорит, скорее от боли и стыда, он тихо выкрикивал обвинения: дескать, твой Муссолини – вовсе и не итальянец, а албанец, и живет он с двумя любовницами, и голову бреет, чтобы скрыть отсутствие растительности, и после поражения в войне он рассчитывает перебраться в Букингемский дворец и жить вместе с английской королевой.

В этот момент Патриция полюбила Доменико. До нее дошло, что, во-первых, он сам не понимает, о чем говорит, а во-вторых, в нем есть сила, заставляющая ее спорить против очевидного, а это, если посмотреть на ее родителей, можно считать рецептом долгих, прочных и счастливых отношений.

Доменико, падая, сильно стукнулся лодыжкой о педаль. Еще раз поясним: подоконник находился на высоте двух с половиной метров, а Доменико поднимал седло вверх до упора, затем приставлял велосипед к стене и забирался на седло, чтобы положить руки и подбородок на подоконник.

Подойдя к окну, Патриция увидела, как он не без труда поднялся и двинулся с велосипедом по брусчатке. Ей он сказал, что ему пора домой, но это был только предлог. На самом деле Доминико хотел поскорей свернуть за угол, чтобы там тихо зализывать раны. Патриция, задохнувшись от прилива нежности, провожала его глазами. Он старался не хромать и отворачивал лицо, чтобы она не заметила его слез.

После этого случая Доменико еще не раз падал со своего велосипеда, после того как его ступни от напряжения начинала сводить судорога. Иногда мама интересовалась у Патриции происхождением странных пятен на оштукатуренной стене под их кухонным окном и серебристых осколков от разбитого велосипедного фонарика на мостовой. А между тем лед в отношениях между молодыми дал трещину, и вскоре Доменико уже сжимал пальцы Патриции, белые от муки. В туристическом путеводителе он прочитал, что тортеллини иногда называют «пупком Венеры». Он попросил Патрицию показать ему свой пупок. После трех недель уговоров она подошла к окну подняла блузку. Путеводитель не соврал – ее пупок напоминал аккуратно сложенные болонские тортеллини. А еще через три недели он уже целовал этот пупок, перегнувшись через подоконник, так что его ноги болтались в воздухе. При этом велосипед грохнулся на мостовую и очередной серебристый фонарик разбился вдребезги.

Потом старшего брата Доменико арестовали за антифашистскую деятельность, хотя, скорее, это было просто антиобщественное поведение. В тюрьме он дерзил начальству, так что с ним плохо обращались, но вскоре ему удалось бежать и скрыться в горах. Доменико сделался связным между обеспокоенными родителями и старшим братом. Он носил в горы еду, свежее белье и газеты с письмами – не только брату, но и другим партизанам. Когда недовольство брата политикой Муссолини переросло в настоящую ненависть, Доменико стал носить в горы деньги и оружие.

В Болонье даже в разгар войны никто не останавливал на улице человека с провизией, и вскоре Патриция заворачивала в тесто не жареные кусочки свинины с чесноком, сыром и розмарином, а золотые монеты и сережки. Понятно, что ее тортеллини делались все больше и ловкость ее проворных пальцев не всегда бывала безупречной. Но ради своего молодого любовника она охотно помогала партизанам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза