Золото

Поэтому взбираюсь на первую гору, спускаюсь с нее, карабкаюсь на другую, иду вдоль какого-то хребта, потом вдоль другого, а в конце концов дерьмо! - совершенно теряю голову. Здесь даже речки нет, чтобы указать какое-нибудь направление, никаких зацепок, чтобы сориентироваться. Поднимаюсь, спускаюсь, кручусь на одном месте. Земля скользкая, и пару раз я растягиваюсь только так. Часы идут за часами. Черт подери, я уже не могу, поэтому валю матюги на всю эту долбаную зелень, на этот хренов дождь, на эту дерьмовую жижу под ногами. Я никогда не любил джунглей, но теперь я их просто ненавижу. Ну что я тут делаю? Ну почему бы мне не сделаться чиновником?

Когда я решаю сделать привал, уже начинает темнеть. На сегодня хватит! Я забираюсь на дерево и устраиваюсь на толстой раздваивающейся ветви в нескольких метрах над землей. Все змеи это ночные животные, и мне хотелось бы с ними не встречаться. Спички замокли, поэтому самокрутку закурить не удается. К счастью, у меня осталось несколько хонгос. Так или иначе, но знаю, что заснуть не смогу - идет дождь, и бешено кусаются комары.

Хонгос сделались совершенно невкусными, потому что заволгли в кармане, но я лопаю их все. Ночью у меня начинаются галюники, и я ору "Иди вдоль хребта!". Все животные сразу затихли, а мои взрывы хохота производят на джунгли странное впечатление. К утру я совершенно теряю голос, мне все время что-то видится, а потом грохаюсь вниз, отчего все тело в синяках. В таком паршивейшем состоянии, с желчной горечью во рту выхожу в путь. К счастью, чуть позднее удается обнаружить небольшой ручеек. Пью, и холодная вода немножко излечивает мои страдания. Бреду вдоль берега пару километров, но потом ручей совершенно исчезает меж камнями.

Со вчерашнего дня у меня во рту были всего лишь четыре пресноводные креветки, которых я сожрал сырыми. Правда, везде растут пальмитос, но у меня нет мачете. Устраиваю привал, сушу спички на камне и закуриваю самокрутку. Первая же затяжка приносит блаженство, мне уже никуда не хочется идти. Наступает ночь, и я очищаю для себя ровно столько места, чтобы улечься. И насрать мне на змей и насекомых.

Утро застает меня все еще живым, но я еще больше голоден, а грязи на мне все больше. Бреду дальше, все время под гору. Слышен плеск воды. Ура, спасен! Эта река слишком велика, чтобы куда-то исчезнуть. Знаю, что достаточно идти по ее берегу, чтобы встретить людей или добраться до моря. Купаюсь, валюсь на камни и засыпаю на солнышке.

Проснуться меня заставляет впечатление чьего-то присутствия. На меня пялится неизвестно откуда появившийся маленький старикашка в лохмотьях, весь разлохмаченный, с большим мешком, привязанным веревками к спине, и ржавым мачете в руках. Похоже, что он изумлен не менее, чем я сам.

- Привет, как дела?

Он присаживается напротив, не снимая мешка, и закуривает.

- Что ты тут делаешь?

- Ищу дом Эль Гато. Знаешь, где это?

- Очень близко, - отвечает он, показывая в неопределенном направлении. - Идешь вдоль хребта, и через часок ты на месте. Все просто.

Еще один кретин предлагает переться вдоль хребта. Разозлившись, ложу руку на револьвер и говорю:

- Слышишь, ты, дебил, если это так близко, то пойдешь со мной.

Он поднимается, поджилки у него трясутся, но он забирает мачете, которое положил до этого на камень.

Самое интересное, что старикашка меня не обманул. Не прошло и часа, как мы оказываемся в лагере Эль Гато.

* * *

- Привет, Гато, как оно ничего?

- Привет, Француз, рад тебя видеть. Проходи, садись.

- А я уж думал, что мне хана. Если бы не этот добрый сеньор, я бы до тебя не добрался.

- В награду можешь выпить кофе, - обращается Эль Гато к старику.

Старик пьет кофе и убирается. Сказать, что мы расстаемся в слезах, было бы неправдой.

- Так ты пришел поработать с нами?

- Да, почему бы и нет. Где Чато?

- Боже, несчастный Чато! Два дня назад его укусила бокарача. Видок был малоприятный. Все лицо, вся шея распухли. Вчера мы его похоронили. Сукин сын перекинулся в самый неподходящий момент - у нас куча работы. Хорошо еще, что ты пришел вместо него.

Смерть в горах - это так просто. Никаких тебе формальностей, никаких вскрытий. В учреждение гражданского состояния сообщат может через пару месяцев, а может и через пару лет, когда тела несчастных давным-давно сгнили и перемешались с болотистой жижей полуострова. Забытые своими семьями они не оставляют после себя никого; у некоторых никогда не было документов, свидетельств о рождении - с юридической точки зрения их никогда не существовало.

* * *