– Леди Аурен, для меня было честью повстречаться с вами, – шепчет она мне в волосы. – Я очень благодарна богиням, которые привели вас к нам. – Я обнимаю ее в ответ, и тогда она отстраняется, вытирая глаза рукой. – Не уходите, пока я не соберу вам немного еды в дорогу, – быстро говорит она и спешит в кладовую.
Турсил тоже подходит ко мне с мрачным лицом.
– Мы можем выгадать вам время.
Я качаю головой.
– Нет. Вы и так уже много для меня сделали.
Он смотрит на меня так, словно не удивлен моим ответом, а затем лезет в карман и достает карманные часы. Серебряные часы с символом в виде птицы со сломанными крыльями.
– Сохраните их, – говорит он, протянув мне часы. – И помните: где бы вы ни были, есть те, кто всегда вас поддержат.
От чувств у меня перехватывает дыхание, и я провожу большим пальцем по украшению.
– Не знаю, что и сказать.
– Вам никогда и не было необходимости говорить, – с улыбкой говорит он. – Одно ваше присутствие здесь все изменит. Я это чувствую.
Эстелия возвращается и со слезами на глазах сует мне в руки полную сумку.
– Возьмите ее.
Я беру ее в руки и накидываю на плечо ремешок.
– Это уже слишком.
Она прищуривается и строго грозит мне пальцем.
– Этого едва ли хватит.
– Мешок почти одного веса со мной.
– Не спорьте, – говорит Турсил, поцеловав Эстелию в макушку. – Вам ее не победить.
Покачав головой, я улыбаюсь и кладу часы в карман платья, решив в обмен тоже им кое-что оставить.
– Спасибо вам обоим, – говорю я и незаметно вкладываю все пять камней из чистого золота в руку Турсила. Он поднимает брови, но, встретив мой многозначительный взгляд, молча убирает их в карман.
– Возвращайтесь сюда в любое время, слышите? – Эстелия снова вытирает слезы. – У нас вы всегда найдете пристанище, пока не обретете опору.
– Благодаря вам моя опора тверда как никогда, – говорю я, подняв зажившую ногу.
По щеке Эстелии катится еще одна слеза, и Турсил обнимает ее за талию, прижимая к себе.
– Берегите себя, миледи.
– Не волнуйтесь за меня. Я крепче, чем кажусь.
Он кивает.
– В этом я ни капли не сомневаюсь.
И я наконец-то тоже.
Глава 16
Я сижу в темноте и смотрю.
Через открытое окно сюда проникает лунный свет. В этом здании много окон без стекол, арок без дверей. Ни единой преграды с внешним миром, ведь этому замку нужно каждое дуновение воздуха, которое способен восполнить сухой бриз.
Ночь ясна, небо усыпано звездами, как лицо – веснушками. Но у лежащего в постели человека их нет. На ее коже ни единого пятнышка. Да и кожи-то особо не видно – ее почти полностью скрывает скромное платье, в котором наверняка душно спать.
Интересно, не потому ли она просыпается? Не из-за удушающей ли жары ворочается и приходит в себя? Или, быть может, инстинктивно она понимает, что за ее сном наблюдает злодей.
Знает, что к ней пожаловала смерть.
Каковы бы ни были причины, королева Изольта резко садится в кровати и прижимает к груди руку. Ее голова покрыта простой серой шапочкой, которая завязана под подбородком.
Сначала она меня не видит. Луч лунного света не достигает меня, а ее глаза пока не привыкли к темноте. Но стоит ее взгляду наконец упасть на мою затемненную фигуру, сидящую на ее жестком деревянном стуле, как Изольта издает пронзительный крик, который может посоперничать с цикадами.
Я встаю в ответ на ее приветствие. Она резко отодвигается и уже кричит во все горло.
– Можешь шуметь, сколько хочешь. Никто не придет.
Ее крик резко обрывается, а тело трясется.
Когда я подхожу к ее кровати, она ударяется спиной о изголовье и широко раскрывает глаза. Шипы, торчащие из моих рук, изгибаются, а чешуя на моих щеках поблескивает в темноте.
– Т-ты командир Рип, – говорит она, придерживая руками простыню, как будто беспокоится о своем целомудрии.
– Ты разве не слышала? Я уже не командир, – тихо говорю я, опустив голову, а затем останавливаюсь в изножье ее кровати и поднимаю руки, показывая кровь. – Теперь у меня полностью развязаны руки.
Ее лицо искажается от ужаса, и я вижу, как она касается указательным пальцем большого и сжимает его. И в следующий миг наступает то, чего я так долго ждал. Она обрушивает на меня свою магию, как делала это на Слиянии.
Так же, видимо, она поступила и с Аурен.
Но ей неведомо, что я был сыном Разрушителя. Ей неведомо, что с тех пор, как прибыл в Орею, моя жизнь оказалась расколота надвое, а когда я разорвал мир пополам, то разорвал и себя самого. Смена обличий – физическое следствие того мгновения, когда отцовская сила схлестнулась с моей.
Впервые очутившись в Орее, я чувствовал себя разбитым. Я был в смятении. Пережил мучительный переход из одного обличия в другое, пока не научился себя сдерживать. Я не знал, какой облик принимать, и боролся с этим… пока не понял, что могу пользоваться обеими формами ради своей выгоды. Но это всегда сопровождалось болью. Так же, как тогда с гнилью, когда отец приказывал мне по несколько бесконечных часов пользоваться силой.