Золото

Как-то раз ночью шурин Шандора прокрался за ним на Падоровское кладбище и увидел, как тот предается любовным утехам и где хранит золотые распятия. Он схватил расшатанный кирпич и ударил им Шандора по темени. Золото он рассовал по карманам, а тело спрятал в склеп Элемера Пашека, малоизвестного венгерского художника, который писал маслом обнаженные трупы накануне первой мировой войны, когда Европа изголодалась по насилию.

Вот так трое незаметных героев венгерского культурного прошлого – Бела Кирай, Йожеф Осцел и Элемер Пашек – стали невольными свидетелями подвигов Шандора Новотны. Деньги, секс, смерть.

Шурин Шандора был расстрелян за спекуляцию при попытке продать золото лейтенанту гестапо в Зальцбурге, распятия же клеймили, поместили в депозитный ящик и отправили в Мюнхен дипломатической почтой. В январе 45-го их переплавили в золотой слиток весом 70 граммов, и вскоре тот оказался в Баден-Бадене, а затем, на короткое время, в руках лейтенанта вермахта Густава Харпша, который был одержим желанием вернуть свою маленькую дочурку и в спешке дорого заплатил за автомобильную аварию недалеко от Больцано 5 мая 1945 года. Больцано – это почти Австрия, и городской ландшафт мало чем отличается от Зальцбурга: та же быстрая речка, образованная тающими в горах снегами, те же прибрежные террасы, бары и кафе. Правда, в Больцано рестораны стыдливо упрятаны от глаз туристов в боковые улочки поближе к собору. Это объясняют неумением готовить настоящие спагетти. Ведь в Италии настоящие спагетти и настоящий патриот – это почти синонимы. Следует ли из этого, что повара, не умеющие готовить спагетти, плохие патриоты?

Канадские конверты

Генрих-Клаус Танненбаум посылал кольца – обручальные, свадебные, крестильные – в Квебек своему канадскому дяде-филателисту. Письма уходили, сверху донизу обклеенные немецкими марками из офиса его невесты в Оснабрюке, где она проходила курс молодых стенографисток. «Третьему рейху» позарез нужны были молодые стенографистки, поскольку горы всевозможных приказов и реляций росли не по дням, а по часам.

Невеста Генриха-Клауса практиковалась в машинописи, сочиняя письма своему возлюбленному.

Готтенбургштрассе, 137

1 ноября 1936

Дорогой Генрих-Клаус, я ужасно скучаю. Еще целых шесть часов ждать, пока я тебя увижу и смогу потрогать в разных заветных местечках, ну ты знаешь. Ты тоже по мне скучаешь? Мама спрашивает, не мешаю ли я тебе сочинять своей болтовней. Вечером ты будешь меня поджидать на нашей зеленой скамейке. Жду не дождусь одиннадцати часов, когда погаснет свет и мы останемся в полной темноте, в которой будет гореть лишь свеча твоей любви.

Любящая тебя

Матильда

В апреле 37-го года в Вильгельмсхафене, в самолете, держащем курс на Квебек через Рейкьявик, Анкару и Ньюфаундленд, в результате проверки документов в связи с предполагаемым покушением на фюрера три письма Генриха-Клауса случайно попали в руки гестапо. Из конвертов извлекли аккуратно завернутые кольца и по обратному адресу легко нашли отправителя. Извещенное по телефону местное отделение гестапо установило наблюдение за Танненбаумом. Из-за особых обстоятельств, при которых эти письма были перехвачены, его имя, без всяких на то оснований, стало ассоциироваться с покушением на Гитлера. Произошла одна из тех роковых ошибок, которые исправить невозможно.

Готтенбургштрассе, 137

10 января 1937

Дорогой Анри!

Я пишу тебе это письмо в спальне. Нас разделяют каких-нибудь пять километров, а мне кажется, будто ты в пустыне Сахара, или в Нью-Йорке, или на Северном полюсе. Или в Канаде, куда, я знаю, ты так рвешься.

Я надеюсь, что ты никогда не станешь меня обманывать, будь то слова или поступки. Я довольно безразлична к этикету, всяким там светским приличиям, равно как и к непристойностям (впрочем, мне нравится, когда ты произносишь неприличные слова, это меня заводит, и тебе это нравится), но лжи, какая бы она ни была, я не вынесу.

Без капельки лжи твоя навеки

Матильда