Начался мертвый сезон. Национальные чемпионаты остались позади, и Том велел им целый месяц не тренироваться, чтобы тело отдохнуло после летних соревнований. Кейт пыталась отдыхать, но было так скучно – торчать целыми днями в квартире, которую они с Джеком теперь снимали в Манчестере. Джеку тоже велели расслабиться, и он валялся на диване, задрав ноги и заткнув уши наушниками. Лежа с остекленевшими от вынужденного безделья глазами, он кивал в такт рилам, джигам и независимому шотландскому року. Он пытался забыть о Зое, но всякий раз, когда названивал мобильник – что случалось довольно часто, поскольку мать постоянно интересовалась его делами, а тренер желал убедиться в том, что Джек действительно не тренируется, – он надеялся, что это она. Как видно, Зоя как раз этого и добивалась.
Кейт равнодушно проглатывала романы. С трудом добиралась до середины и укладывала книгу в стопку у стены, испытывая отвращение к героям, которые никак не могли в себе разобраться. В жизни персонажей было мало такого, чего Том не смог бы уладить, разложив проблему на понятные компоненты и спокойно разобрав психологическую составляющую. Порой он мог просто прикрикнуть, велеть собраться – и все становилось на свои места. Кейт жалела персонажей книг – Анну Каренину, Клариссу Дэллоуэй и Холли Голайтли, они ведь не могли позвонить тренеру – и радовалась тому, что сама никогда так не запутается в тенетах жизни.
День за днем ничего не происходило. Небо было сланцево-серым, а дороги – черными от дождя. По радио, под запись звона рождественских колоколов, уже предлагали объединить долги по кредитам, чтобы проще справиться с их ежемесячной выплатой.
Кейт грустно сидела у окна и смотрела на машины, ползущие по ноябрьской слякоти. Межсезонье… Как предчувствие смерти… На треке ничего не происходило, и спортивная пресса теряла к тебе всякий интерес. Это отсоединение было таким резким, таким абсолютным, словно кто-то щелкнул выключателем. Все лето журналисты сражались за твои фотки и интервью, собирали любые сплетни, а потом вдруг замирали, и до весны ты существовал в такой безвестности, что только сам понимал, что все еще жив. Весь год ты только и делал, что тренировался и давал интервью, так что у тебя не было друзей за пределами спорта, с которыми ты мог бы встречаться, а с приятелями-спортсменами видеться не хотелось. Ты обитал в городе, словно блуждающий призрак. Иногда, правда, бывали внесезонные сборы – весьма неуклюжие, скучные, – на которых гонщики стояли кучками и обменивались примитивными шутками, как на корпоративных вечеринках, где все закуски подбираются исключительно по содержанию белка и никто даже не напивается.
Нет, это просто невыносимо – томиться в четырех стенах. Как-то под вечер, после двух недель простоя, Кейт сдалась. Надела дождевик и вывела тренировочный велосипед из дома. Лил дождь, дул шквальный ветер, но с каждым оборотом педалей Кейт чувствовала себя все лучше и лучше. Она направилась к холмам Пик-Дистрикта. Дождь бил ее по лицу, и она разжала губы: ей понравился вкус дождя. Она миновала Глоссоп и выехала на участок шоссе, ведущего к Шеффилду. Начался долгий крутой подъем. Дул встречный ветер. Мышцы ног горели от напряжения. Мокрая дорога шла между болотистым вереском и невысокими соснами. Каждый поворот Кейт знала наизусть. Это был единственный серьезный подъем на стандартной петле, которую все гонщики выполняли раз в неделю во время тренировок – от Манчестера на восток, вокруг горы Киндер-Скаут, и назад. Кейт отлично чувствовала ритм горы. На подъемах чуть вставала в седле, на спусках садилась.
Когда до вершины оставалось ярдов двести, Кейт увидела еще одного велосипедиста, огибавшего гору с другой стороны. На вершине ветер дул сильнее, встречного гонщика буквально сдувало с дороги, а на спуске стало мотать из стороны в сторону. Его скорость для мокрой дороги была чересчур велика. Желтый дождевик раздувался на ветру. Защитного шлема на лихаче не было, и он щурился от дождя.
– Зоя! – крикнула Кейт, когда велосипедистка промчалась мимо.
Она остановила велосипед, тяжело дыша, обернулась и увидела, как Зоя затормозила ниже по дороге ярдах в пятидесяти; затем развернула велосипед и поехала по склону к Кейт.
Пожалуй, напрасно она окликнула Зою. Глупо пытаться быть дружелюбной: ведь она вовсе не простила Зою. Но адреналин, наполнивший кровь на подъеме, придал Кейт смелости. К тому же после двухнедельной изоляции она была рада любой встрече.
– Что ты тут делаешь? – перекрывая свист ветра, прокричала Зоя.
Кейт все еще тяжело дышала.
– Две недели сидела дома. Стала просто сходить с ума. А ты?
– А я тут каждый день! – рассмеялась Зоя. – Только Тому не говори. Я же как ядерная субмарина: отключат двигатели – и я начну плавиться, погублю человечество.
– Возвращаешься домой? – улыбнулась ей в ответ Кейт.
– Ага. Не возражаешь против моей компании?
Кейт чихнула, вытерла мокрое лицо тыльной стороной перчатки и посмотрела на дисплей компьютера, закрепленного на руле.
– Мне бы еще проехать миль пятьдесят.