Золото Алдана

— Отдаем не в рабы, а в помощницы. Просим не обижать, беречь девиц наших, а ежели чего не знают, поучить терпеливо, — напутствовал женихов довольный Григорий и следом благословлял каждую пару в отдельности: «Дай Бог вам совет да любовь, дом нажить, детей наплодить».

После этого молодиц увели за занавесь, где подружки приступили к самому важному моменту свадебного обряда под песню:

У голубя, у голубя золотая голова,
У голубки, у голубки позолоченная…

расплетали девичьи косы у молодых жен и заплетали в две косы, укладывая корзинкой вокруг головы. Это знаменовало переход невесты в категорию замужних женщин. Затем все вместе сели за свадебные столы.

Утром, переложив приданое из сундуков и коробов во вьючные мешки, отправились на оронах в монастырь. Молодухи в дороге назад не смотрели. Знали: коли оглянешься — счастье на старом месте останется.

Шустрая Матрена уговорила-таки наставника Григория отпустить и ее, дабы помочь на первых порах дочерям и другим молодицам устроиться на новом месте.

Она помогала не только молодым женам, но и много делала по хозяйству в монастыре: пекла просфоры, пироги, штопала одежду.

Среди всех прочих обитателей монастыря ей сразу глянулся штабс-капитан. И хотя он не принял старую веру, она нутром чуяла в нем чистую, светлую душу.

Николай Игнатьевич жил особняком и страдал от того, что вроде и не монах, а оказался в одиночестве. Вдова, жалея неприкаянного мужика, частенько заходила к нему. Она старалась скрасить его и свое невольное сиротство: заносила блины, пироги, прибиралась в келье.

Засиживалась порой допоздна. Говорили, обычно, вроде о пустяках, а обоим было как-то легко и покойно друг с другом. Вскоре они и дня не могли прожить, не увидевшись. Однажды она осталась у него…

Для Варлаамовской общины случай небывалый.

* * *

Обедая, наставник Григорий сокрушался:

— Николай-то каков! Экий вредный почин учинил. Перед людьми стыдно — брат ведь! Вроде бы и я в ответе. Как узнал, всю ночь молился за его спасение. А Матрену на первом же соборе отлучим.

Анастасия, ставя на стол пирог с клюквой, урезонивала мужа:

— Не забывай, Гриша, через какие ужасы ада прошел Николай, его измученной душе ласка и внимание ой как нужны. Да и Матрену понять можно — скока лет вдовая, а не стара ведь! Может, она как раз и убедит брата к нашей вере склониться?

— Всякое отступление от святоотеческих правил, мало ль оно, велико ли — опасно: закроешь глаза на малое, а там и большого не увидишь, — возразил Григорий.

— Кто спорит? Но в нонешние времена все догматы соблюдать сложно, сам же так говорил, держаться надо основных.

— Каюсь, был грех, но жалость да отступки не всегда к добру ведут.

* * *

В ознаменование годовщины Уссурийского казачьего войска есаул Суворов развязал заветную котомку и, облачившись в ладно подогнанный казачий мундир с буквой «У» на желтых погонах, вышел, помахивая нагайкой, к жене, качавшей в зыбке первенца.

— Какой ты красавец! — восхитилась Глаша, не сводя глаз с приосанившегося мужа.

— А то! Я ж казак! — с гордостью проговорил Назар Петрович, щегольски сдвигая набекрень фуражку.

— Чего ж так редко кажешь форму? — упрекнула она.

— Я ее надеваю только по особым случаям. Сегодня день учреждения императорским указом Уссурийского казачьего войска! Мой главный праздник!

— Проша, ты все хвалишься: казак, казак! Хоть бы рассказал, кто они, эти казаки?

— Как тебе по доходчивей объяснить? Казаки — это особое сословие. По своей сути мы двуедины: и хлебопашцы, и стражи отечества. Из века в век казачьи отряды расширяли, осваивая новые территории, границы державы. Всего казачьих войск было двенадцать. Я из Уссурийского, самого молодого.

— А для чего еще нужны те войска?

— Да много для чего. Таможенный контроль. Ловили контрабандистов, гоняли почту, конвоировали ссыльнокаторжных, окарауливали тюрьмы, обеспечивали общественный порядок, несли гужевую повинность — грузы всякие доставляли, прорубали дороги, строили мосты, — с гордостью перечислял казак. — А как война — первыми на защиту Отечества. — Он снял с головы фуражку и, указывая на рассеченный надвое козырек, важно добавил: — Видишь — в бою шашкой рубанули, чуть увернулся.

— Ужас!.. Как вы все успевали?

— Выручала дисциплина, сплоченность, обычай артельных помочей.

— А плетка тебе к чему?

— Это, Глаша, не плетка, а нагайка. Казаки же не носят шпор, — пояснил Назар. — Она для управления в бою конем, а дома женой, — пояснил он, едва сдерживая улыбку.

Глаша вытаращила глаза и чуть не заплакала.

— Да шучу я, глупая!

— А ты на войне убивал? — уже со страхом спросила она.

— Приходилось, на то она и война.

— А сколько?

— Не знаю. Считать — плохая примета. Казаки воюют не для счета, а ради победы.

— Слава богу, что отвоевался. Вон и дите у нас народилось, надо ростить.