Золото Ариеля

— Не вздумайте кричать, — предупредил он.

Она закрыла глаза и услышала звон колоколов на улице и стук дождя по стеклу. Он взял ее быстро, пыхтя от усилий, делая ей больно. Он содрогнулся, достигнув оргазма, потом оттолкнул ее и вышел из комнаты, захлопнув за собой дверь.

Кейт не плакала. Она яростно отмывалась водой из кувшина, стоявшего на комоде, оттираясь губкой. Затем она запахнула разорванный на груди и смятый халат и заметалась по комнате взад-вперед со сложенными руками и высоко вздернутым подбородком, как три года назад, когда услышала сообщение о смерти отца. Потом она отперла ящик комода, стоявшего у кровати, и вынула старые отцовские книги и бумаги: карты, дневники, письма, украшенные зарисовками того, что он видел во время путешествия на Ориноко вместе с Рейли, которое проделал четырнадцать лет назад, когда она была ребенком.

Кейт смотрела на бумаги, потом отложила их и подошла к угасающему огню, где Пелхэм разбросал разорванные кусочки стихотворения. Они все превратились в пепел, но она знала слова наизусть.

Нет, я не спал; мне это не приснилось.
Но как-то вдруг все странно изменилось
Из-за моей же нежности…

Ах, Нед. Как же это случилось? Как ее жизнь превратилась вот в это?

6

Лондон, ты цвет всех городов,

Сокровище радости, яшма веселья.

Уильям Данбар (1465–1530). Лондон

На западном берегу реки Флит, к югу от Гоулден-лейн, стояли недалеко друг от друга дома, построенные для богатых лондонских купцов в бурные времена правления королевы Елизаветы. Дома были вместительными, помещения светлыми и просторными. Жены и дети купцов наслаждались цветущими садами, тянувшимися вдоль берегов Флит, торопливо бегущей на встречу с Темзой. Тридцать лет назад эти дома на берегу реки ценились очень высоко. Но времена изменились.

Богатые переехали в более модные жилища, а эти особняки один за другим были разделены на квартиры, которые сдавались внаем и постепенно пришли в запустение. По соседству с их стенами были выстроены примитивные хижины и сараи, а некоторые пустующие здания растащили на камни и кирпичи. Сейчас, всего через шесть лет после смерти королевы Елизаветы, эту местность населяли бездельники и преступники. Оборванные босоногие мальчишки играли среди развалин, которые заняли место некогда ухоженных садов. Несколько поздних роз цвело даже сейчас, но их никто не замечал.

Река Флит, питаемая родниками сельского Хэмпстеда, превратилась просто в сточную канаву. По течению плыло множество отходов, окруженных пеной. Иногда дети показывали друг другу на распухшее тело дохлой крысы или собаки, выброшенное на илистую отмель, иногда они замечали труп человека, жертву тайного преступления.

Когда здесь разражалась чума, а это бывало почти каждое лето, власти назначали специальных людей разводить большие костры, посыпая их смолой, чтобы очистить воздух. Рабочим платили за то, что они подбирали трупы и свозили их в известковые ямы на полях, за пределами Холборна. Попробовали даже — в разгар летнего поветрия в прошлом году — убрать огромную гору экскрементов и мусора, громоздящуюся у красилен к северу от Флит-стрит.

Но река все равно воняла, и мало кто селился здесь, если мог поселиться где-нибудь в другом месте.

В середине этого неприглядного скопления домов проходил переулок, именуемый Аллея Роз, который шел на запад от Флит-стрит к Шу-лейн и Холборну. Некогда Аллея Роз могла похвастаться несколькими просторными домами из бруса, которыми владели торговцы зерном, имевшие склады ниже по Темзе; но теперь в этих домах обосновались нищие, собиравшиеся вокруг костра на углу улицы, и единственный вид коммерческой деятельности, который имел здесь место — если не считать грязной таверны под названием «Корона» дальше по Шу-лейн и полуразвалившегося дома торговца углем на северном конце переулка, — был тот, которым занимался торговец краденым по имени Мэтью, чей дом был больше… остальных и не был разделен на квартиры.

Входная дверь дома Мэтью была прочной, с хорошими шкворнями и замками, и его окна на ночь крепко закрывались ставнями и засовами. Но в этот вечер, в десять часов, в одном из окон ярко горела лампа, свидетельствующая, что Мэтью дома и считает дневную выручку. Вечер тоже оказался удачным, поскольку многие-горожане покинули дома, чтобы поплясать вокруг костров, устроенных в честь раскрытия Порохового заговора, либо послушать проповеди в церквях. В сумерки, когда торжествующе зазвонили все городские колокола, поставщики Мэтью стали приходить к нему под дождем, либо поодиночке, либо парами; некоторые — с мешками, другие — с полными карманами. Один пришел даже с повозкой, позаимствованной у Петри-уголь-щика, торговавшего в конце переулка, прихватив для охраны парочку крепких ребят — помощников Петри. Но такие удачные ночи выпадали все реже.