Судья Ди вскочил и бросился за начальником стражи. Пересекая улицу и направляясь к гостинице, судья спросил на ходу:
— А есть ли какое-то противоядие?
— Он не говорит, какой яд принял, — тяжело дыша ответил начальник стражи. — Признался в содеянном, только когда он подействовал.
Наверху в коридоре их встретила пожилая женщина и тут же упала на колели перед судьей, умоляя его простить ее мужа. Судья Ди произнес несколько ободряющих слов, и она, поднявшись, провела его в просторную спальню.
На кровати лежал Тан с закрытыми глазами. Его жена присела на край кровати и мягко заговорила с мужем. Тан открыл глаза и, увидев судью, с облегчением вздохнул.
— Оставь нас одних, — попросил он жену.
Та встала, а судья занял ее место возле умирающего. Тан посмотрел на судью долгим, изучающим взглядом и заговорил усталым голосом:
— Этот яд медленно парализует все тело. Ноги у меня уже отнялись. Но мой разум еще ясен. Я хочу рассказать о преступлении, которое совершил, и потом задать один вопрос.
— Вы имеете в виду нечто, связанное с убийством судьи, о чем не рассказали мне? — быстро спросил судья Ди.
Тан медленно покачал головой.
— Я рассказал вам все, о чем знал, — сказал он. — Мне не дают покоя мои преступления, до чужих мне нет дела. Хотя убийство судьи и появление призрака глубоко огорчили меня. Когда я оказываюсь в таком состоянии, то не могу контролировать… другого. Потом убили Фаня, единственного человека, который был дорог мне, и я…
— Я все знаю о вас и о Фанне, — прервал его судья. — Мы действуем по велению природы. Если два человека нашли друг друга, это их личное дело. Не тревожьтесь по этому поводу.
— Дело совсем не в этом, — продолжал Тат, покачав головой. — Я упомянул о нем только для того, чтобы вы поняли, в каком я находился состоянии. Когда я слабею, тот, другой, кто сидит во мне, берет верх, особенно во время полной луны. — Taн с трудом дышал. После очередного шумного вздоха он оживился: — За много лет я хорошо узнал его, узнал все его гнусные повадки. Однажды я нашел дневник своего деда. Оказывается, ему тоже пришлось бороться против внутреннего врага. Моему отцу посчастливилось не знать его, а вот дед в конце концов повесился. Он оказался в положении, когда уже не мог сопротивляться. Точно так же, как я. И я принял яд. Теперь и с ним будет покончено, потому что у нас с женой лет детей. Он умрет вместе со мной.
Его худое лицо исказила кривая улыбка. Судья Ди смотрел на него с состраданием. Может быть, Тают начинает сходить с ума?
Умирающий некоторое время глядел прямо перед собой. Вдруг он испуганно поднял глаза на судью.
— Яд берет свое, — с трудом проговорил оп. — Мне надо торопиться Я расскажу вам, как все случилось. Бывало, я просыпался ночами, чувствуя, как щемит грудь. Я вставал и начинал ходить взад и вперед по комнате. Но мне становилось тесно в стенах комнаты, и я вынужден был выходить на открытый воздух. Но улицы словно обступали меня, дома клонились ко мне, пытаясь раздавить… Я впадал в панику, задыхался. Как только мне становилось совсем нечем дышать, моими поступками начинал руководить он. — Тан снова глубоко вздохнул, ему стало чуть легче. — Однажды я залез на городскую стену и спрыгнул на другую сторону. Точно так же я поступил прошлой ночью. За городской стеной я чувствовал себя совершенно иначе: кровь энергично бежала по жилам, я ощущал силу и возбуждение, свежий воздух наполнял легкие, я был готов все преодолеть. Передо мной открывался новый мир. Я нюхал траву и влажную землю и знал, что здесь недавно пробежал заяц. Я широко открывал глаза л мог видеть в темноте. Я втягивал носом воздух и чувствовал, что впереди за деревьями раскинулся пруд. Потом я ощущал другой запах, который заставлял меня пригибаться к земле, щекотал мои верны. Это был запах теплой человеческой крови…
Судья с ужасом смотрел, как меняется лицо Тана. Зрачки его устремленных на судью зеленых глаз сузились, и от этого скулы стали казаться шире. Рот искривился, обнажив острые желтые зубы, и из его глубины послышалось глухое рычание; кончики его седых усов ощетинились. Увидев, что на голове Тана зашевелились уши, судья почувствовал, что от страха не может пошевелиться, а в это время из-под одеяла показались скрюченные когтистые пальцы.
Вдруг пальцы распрямились, и руки упали на одеяло. Лицо Тана стало неподвижным и похожим нa маску. Он проговорил слабым голосом:
— Обычно я просыпался в своей постели, весь в поту. Брал свечу и бросался к зеркалу. Я испытывал ни с чем не сравнимое облегчение, обнаружив, что на лице нет крови. — Он помолчал и продолжил дрожащим голосом: — А теперь, говорю вам, он пользуется моей слабостью и одерживает верх, он заставляет меня принимать участие в гнусных преступлениях. Прошлой ночью это я напал на Цзао Миня. Но я не хотел набрасываться на него, не хотел его ранить… Однако я вынужден был, клянусь, вынужден был, вынужден был! — Его голос сорвался на визг.