Золото червонных полей

— Мы договорились, что она не будет до родов говорить мне пол. Кто это был?

— Девочка.

— Спасибо. Я вас понял. Проводите меня в палату?

— Сейчас попрошу медсестру.

***

— Зря ты пришёл сюда, Саш, — еле слышно произнесла жена, даже не поздоровавшись. — Не нужно было этого делать.

— Если ты переживаешь о своём внешнем виде, то абсолютно не стоит беспокоиться насчёт этого. Меня это ни капли не смущает.

— Меня тоже. Речь не об этом.

— А о чём тогда?

— Мы расстаёмся. Нас больше ничто не связывает вместе.

— Подожди-подожди. Сейчас точно не время принимать подобные решения. Как минимум нужно всё обдумать и взвесить. Нужно подойти к этому с холодной головой, — начал нервно сопротивляться молодой человек.

— С холодной головой? Как это иронично сейчас прозвучало, учитывая, что меня вытащили из пожара!

— Ну да. Кстати, в курсе, что вас спас дежуривший в тот вечер охранник?

После этих слов девушка изменилась в лице и, сделав глубокий вдох, прикрыла глаза. Спустя непродолжительную паузу по скуле прокатилась слеза, и дрожащим голосом Юля сказала:

— Уходи.

— Но милая! Любимая! Давай подождём, когда тебя выпишут, и все обсудим.

— Уходи!

— Ну пожалуйста! Прошу тебя! Умоляю! — Мужчина встал на колени перед больничной койкой и нежно прикоснулся к пальцам жены, но та отдёрнула привязанную руку.

— Прощай.

Разбитый горем мужчина молча побрёл из палаты. Самые разные мысли разъедали его разум, словно тля. От того, чтобы купить огромный букет цветов и вернуться в палату к жене и вымолить прощение, до того, чтобы вернуться домой, собрать все её вещи и вывезти на помойку. Потом накатили воспоминания, как он сам предложил пойти своей жене на этот проклятый первый концерт в Церковь, когда его попросили выйти поработать на выходные. В этом наш герой обвинил сначала начальника, но потом вспомнил, как уже сам старался задержаться после работы. Все эти недавние события резко всплывали в памяти, перекрывая одно другим вплоть до воспоминаний вчерашнего вечера, когда Саня занимался самоудовлетворением ради отмщения жене. Ненависть сменялась виной, а та — саможалостью и обидой. Всё это походило на какой-то адский аттракцион, с которого на первый взгляд невозможно было сойти. Но это на первый взгляд. Потому как в голову довольно быстро пришло привычное решение — напиться. Зайдя в ближайший магазин, Саня купил бутылку водки и прямо на крыльце начал пить из неё залпом. Но организм не принял в себя это пойло и отторгнул его. В результате чего парня стошнило прямо возле магазина. С новой попыткой он попытался влить алкоголь, но и она не увенчалась успехом. В бешенстве он разбил бутылку об стену магазина и в страхе быстренько ретировался подальше от него, продолжая терзать себя.

Юля же лежала в своей палате и тихо плакала. Солёные слёзы попадали на ожоги лица и щипали. В то мгновение она ненавидела всё. Себя. Мужа. Охранника. Последний в её глазах представлялся абсолютным злом. Она вспоминала его ухмылку, с которой он каждый раз встречал их на входе в Церковь, и представляла, как он тащит её на себе из последних сил из горящего ДК, а потом кладёт без сознания и говорит:

— Ну вот. Живи теперь с этим.

Так она себе это видела. И так ощущала. Ощущала своё поражение. Будто бы её переиграли в этой негласной игре. Хотя нет. Как будто переиграли их. Церковь. Её прихожан. Пастора, в конце концов. Словно Михаил Сергеевич оставил их всех в дураках, доказав свою правоту. Бессилие и злоба наполняли её сердце.

Дмитрий Олегович тоже плакал. Но плакал, наоборот, от осознания своей духовной немощи и угрызений совести, что пришлось так поступить с человеком, который впоследствии спас его. В отличие от Юли, он испытывал благодарность. И не только за спасённую им жизнь, а за откровение, которое последовало после этого. У него тоже было ощущение, будто бы его переиграли. Только от этого поражения ощущалась благодать. К тому же пастор серьёзно задался вопросом: если бы поменялся с охранником местами, то спас бы он его? И в его сердце поселились большие сомнения на этот счёт, отчего стало невыносимо от самого себя.

***

— Есть какая-то информация по пациенту? — спросил Григорич у медсестры, собираясь на вызов.

— Очень мало. Мужчина. Около тридцати лет. То ли уволили с работы, то ли ушла жена. То ли всё вместе. Возможно, пьян.

— Как собрался самоубиваться?

— Перешагнул через балюстраду автомобильного моста над железнодорожными путями. Наверное, хочет броситься под поезд.

Тут Рауцер вспомнил тот самый эпизод, когда впервые увидел самоубийство на железнодорожной станции, ещё будучи студентом. Надо признаться, что его это взволновало.

— И на кой тебе всё это надо, Григорич? — поинтересовался шофёр у врача, отвлекая от собственных мыслей.

— Не совсем понял, о чём это ты, Алексеич?

— Ну, вот эта работёнка с сумасшедшими. Зачем это тебе?

— Хороший вопрос. По канону я должен претенциозно ответить что-то вроде «Ну кто-то же должен заниматься этой работой». Но это будет по большей части неправда.

— А в чём же тогда правда?