Золото для любимой

– Айда с нами! – поддержал ее и Лешка. – Вода теплая, не то, что в разрезе. Костер запалим…

Пока шагали к реке, я ощущал себя руководителем отряда в детском лагере. Но когда пришли к дамбе, развели на рыхлом песке костер и все, включая Чайку, разделись догола и с криками ринулись в воду, я почувствовал себя членом племени дикарей.

К толстому отвилку ствола растущей у края дамбы ивы была подвязана веревка с поперечной палкой на конце (так называемая «тарзанка»). Мальчишки, подсаживая друг друга, по очереди раскачивались на этом подобии качелей и, отпустившись, летели с истошным криком в воду. Некоторые еще умудрялись извернуться в полете и нырнуть головой вниз. Подсаживать Чайку бросались все, похватывая ее за разные места. Она лягалась, материлась, но, похоже, ей это все же нравилось. Она летела «солдатиком», вытянув ровно ноги и пальцами одной руки зажимая нос. Появлялась из зеленоватой, усеянной пузырьками воздуха воды с расплывшимися волосами, словно кикимора или Медуза Горгона. И тотчас же снова отбивалась, визжа, плюясь и брызгаясь, от наседающих дружков.

А мне вдруг вспомнилась моя мальчишеская пора – такой же тихий вечер, теплая, чуть парящая река и мы – пятеро мальчишек и одна девчонка, – также купающиеся голышом. С девчонкой той мы первый день, как познакомились (она приехала к кому-то из нашего дома с Украины на несколько дней). Имени ее уже не помню, но зато отлично помню ее черные трусики до пупа (до того дня я не ведал, что женское белье тоже бывает черным), которые она простодушно стянула с себя вслед за нами (чтобы не идти потом домой в мокром). Не забуду свой тайный щенячий восторг от созерцания худенького загорелого (с белыми полосами на интимных местах) девичьего тела и нашу шумную суматошную игру в догонялки: водящий мог «запятнать» другого только в нырке под водой. И вот передо мной – молотящие в зеленых сумерках скользкие, вырывающиеся девчоночьи ноги и… нечаянный удар пятки одной из них по переносице, после чего я едва не захлебнулся.

Каких-либо конкретных сексуальных поползновений не возникало и в мыслях, хотя та наша знакомка была ненамного младше нынешней Чайки (наверное, лет тринадцати). Зато мы целовались (я – впервые в жизни) – мокрые, трясущиеся, соединялись поочередно с нашей подругой холодными скользкими ртами.

Мне хотелось этого снова и снова, но этот чертенок в черных трусиках – она напялила их сразу после купания и снимать больше явно не собиралась – постоянно убегала, бросалась камешками и дразнила меня издали «лысой макытрой» (я тогда был на лето острижен наголо).

Только годы спустя я узнал случайно, что «макытра» по-украински означает «горшок».

…Я тоже сиганул разок с «тарзанки», рискуя оборвать ее своим весом. Бултыхнулся в воду как в детство. Вынырнув, заорал от удовольствия, опять погрузился. Давно у меня такого не было – когда ведешь себя, как заблагорассудится, дурачишься, не заботясь о мнении окружающих.

Потому что и окружающие ни о чем не заботились. Когда я вышел, они носились голые по песку дамбы, гоняясь за визжащей Чайкой.

– Кто поймает, тот ее первый и сандалит! – вопил Леха, очевидно, комментируя мне происходящее. – Васька, на меня! На меня гони!

Греясь у костра, я с усмешкой и немного с завистью наблюдал эти состязания и оторопел от неожиданности, когда нагая девчонка, пробегая мимо, врезалась мне в живот и в грудь. Машинально я обхватил руками ее гибкое горячее тело. Но она и не вырывалась…

– Ты первый! – заорала пацанва.

Уже больше трех месяцев я не был близок с женщиной. Сюда я приехал спасаться от прошлой жизни, но способы такого спасения могут быть разными. И этот – не самый худший. Единственное, что беспокоило меня, человека нестойкого и аморального, так это опасность что-нибудь подцепить (презерватива у меня с собой, конечно, не было). Но пока я держал в объятиях другое аморальное и беспутное существо, острое желание взяло верх над разумом. Я подхватил на руки почти невесомое девчоночье тело и под гиканье пацанов едва ли не бегом припустил с ним за полосу ивняка.

Мы совокуплялись стоя. Я держал эту кошку, этого прыткого зверька на весу, она лишь слегка упиралась ступнями в напряженные икры моих чуть согнутых ног и, держась за мою шею, подпрыгивала на мне с застывшей развратной улыбкой большого рта. Как давно я не видел подобной улыбки! Как давно не вдыхал запаха женской плоти!

Когда же мы завершили наш акробатический номер и рухнули обессиленно на холодную влажную траву и какие-то ветки (точнее, на траву и ветки рухнул я, а Чайка – уже более мягко – на меня), за кустами грянули овации. Впрочем, нет, овациями это не назовешь. Это был гогот, свист и улюлюканье. Оказалось, вся команда, залегшая за кустами, просмотрела бесплатно все представление от начала до конца. Однако в этих криках и хохоте не слышалось ничего оскорбительного; было лишь продолжение дурачества и даже как будто участие.

Наш с Чайкой «выход» обсуждали «в кулуарах» – как нечто отвлеченное, как видеофильм.

– Ты бы так смог – все время держать? – кричал возбужденно один (кажется, Васька).