Золото Дункеля

Трофим переобулся и, пока сестра шумно и долго копошилась за брезентовой стенкой, разложил наготовленные дрова, почиркал не сразу зажегшейся спичкой и, припав к земле, осторожно подул на занявшуюся кору. Язычки пламени, словно мотыльки, весело заметались меж смолистых кедровых поленьев, сгустив неожиданно опустившийся на поляну туман.

– Сейчас разойдется, – заверил Трофим, вставая, и кивком подозвал окоченевшего друга. – Давай, что ли, сюда…

Когда Павел, облаченный в свитер и толстые спортивные штаны, лязгая зубами, вновь подсел к огню, Трофим протянул до краев наполненную стопку:

– На, прими, однако, для согрева. Да и вещи просушить не мешало бы… Погрейтесь пока…

Он встал, подхватил на ходу торчащий в земле топор и бесшумно исчез в клубившемся за палаткой тумане. Через некоторое время в лесу послышался глухой стук.

– Ты как? – с тревогой спросила Даша, помолчав.

– Ничего, согреваюсь…

Павел протянул руки к костру.

– Прости. Это все из-за меня…

– Ерунда.

– Дурацкая история… Я как увидала эти глазницы… Сама не знаю, что со мной случилось…

Павел с нежностью посмотрел на жену:

– Не бери в голову…

– И ты промок, и сеть потеряли…

Разглядывая ее лицо, Павел вдруг подумал, как сильно он любит это милое нежное существо, какое было бы несчастье не встретить ее! А ведь мог и не встретить… Он с грустью вспомнил, как не хотел идти на тот студенческий вечер, где впервые увидел ее, как, едва взглянув, уже не мог отвести глаз и как, одеревеневши от мимолетного взгляда, пригласил на танец и потом долго не мог произнести ни слова… А это пронзившее его «Ой, мамочки!»… Этот крик напомнил ему, как однажды, подвернув ногу, она так же беспомощно вскрикнула и он, остолбеневший и испуганный, вдруг всем существом почувствовал как ее боль отзывается в нем самом… Казалось, он готов был на все, лишь бы никогда больше она не испытывала страданий, которых не перенес бы… Губы неожиданно зашептали:

Вершины гор прекрасны чистотою!
И в дождь осенний с желтою листвою
Прекрасны вдруг расцветшие цветы!

Все в мире, что согрето красотою —

Все есть в тебе, все воплощаешь ты,
Во всем твои мне чудятся черты!

Даша, не мигая, посмотрела на него повлажневшими глазами, прильнула к щеке и быстро поцеловала.

– Спасибо! Небезупречный, но милый отрывок… Весь сонет я только что прочла в палатке. Прости – нашла в твоем рюкзаке… когда рылась… Сам писал?

Павел смущенно посмотрел в счастливые глаза жены:

– Автор, по правде, мне неизвестен. Но стихи… Мне они показались теми, которые я посвятил бы тебе… Даже заучил их. – Он помолчал, словно раздумывая, стоит ли говорить. – У меня есть одна тетрадь…

– Гнилуха, одним словом! – послышался позади голос Трофима, заставивший его замолчать. Супруги обернулись. – Я же говорил: здесь всегда что-нибудь случается… – Он скинул на землю свежие колья. – Только не беда! Завтра сеть достанем, а одёжу сейчас просушим…

Потоптавшись у рогатины, Трошка поднял один из кольев, примерился и несколькими ударами топора вогнал его в траву. Другой кол был вбит у второй рогатины.

Павел и Даша молча наблюдали: Трофим натягивал на колья веревку.

– Тащите мокроту свою, – не оборачиваясь, сказал он. – Через час – все будет сухеньким…

Когда сырая одежда повисла над костром, Трошка присел рядом и вновь закурил. После нескольких затяжек, он покрутил головой и затем кивнул в сторону реки:

– Странная находка, однако… И как это ты нашла-то?..

Даша вздрогнула. Помолчав, она едва слышно прошептала:

– Он человеческий…

– Человеческий, конечно. А то как же!

– Значит… здесь кто-то погиб?

Трошка, задумавшись, выпустил изо рта дым.

– Выходит, погиб… Давно, однако. Черепок-то совсем трухлявый… – Он покосился на череп. – А ведь и верно, просто так черепа не валяются; никак утоп кто здесь… Может и убили кого… Поглядеть бы надо…

Трошка приподнялся.

– Не надо! – вскликнула Даша. – Зачем?

Парни с удивлением покосились.

– Я лишь взглянуть, – сказал Трофим. – Кость это только…

Он некоторое время постоял в нерешительности и, не дождавшись возражений, направился к берегу.

Череп Трофим рассматривал долго, склонившись, осторожно, одним пальцем, вертя кость то в одну, то в другую сторону. Наконец поднял голову и громко, чтобы было слышно у костра, прокричал:

– Однако правда, кажись!

– Что? – сорвавшимся голосом крикнула в ответ Дарья.

– Убили, кажется… Вот и дырка на затылке!

– Дырка?!

В размывавшем его очертания тумане было видно, что Трофим поднял череп.

– Ой! – взвизгнула девушка. – Не надо сюда!

Парень издалека взглянул на супругов, опустил череп на прежнее место и поспешно накинул на него тряпку, захваченную перед этим с лодки.

– Васильичу показать надо, – сказал он, подходя ближе. – Дело-то, по всему, темное…

– Кто это? – тихо спросила Даша.

– Васильич-то? – Трофим сел рядом. – Забыла уже? «Аниськин» наш – участковый…

– Я не засну, – прошептала Даша.

Трофим удивленно взглянул на нее и зачем-то поднял глаза к лесу: