Многие из нижних чинов успели за долгие годы службы обзавестись женами и детьми, которые проживали в особых слободах. И хорошо, если они перед походом могли оставить своим семьям какие-то средства к существованию.
– А господам офицерам – выплатить половинное жалованье за будущий месяц?
Это предложение также было разумным и правильным – покидая обжитой гарнизон, всем офицерам, особенно молодежи, следовало рассчитаться по обязательствам и по долгам перед местными обывателями, сделать некоторые закупки в дорогу…
Поэтому Карягин не стал возражать:
– Одобряю! Пишите приказ.
В качестве шефа 17-го Егерского полка он имел полное право единолично отдавать распоряжения такого рода – тем более что командир полка майор Лисаневич с шестью ротами отборных егерей, с тридцатью казаками и тремя орудиями уже давным-давно отбыл из города для обороны крепости Шуша.
– Что сообщают лазутчики, Петр Степанович?
– Пока ничего достоверного, – покачал головой Котляревский. – Однако нам удалось найти проводника.
– Кто такой?
– Здешний армянин по имени Вани.
– Вани-юзбаши[2]
? Старший сын Арютина Атабекова?– Так точно, Павел Михайлович.
– Знаю, знаю эту семью… – полковник Карягин кивнул одобрительно. – И про самого Вани слышал, что надежный и толковый юноша. Но ведь он, кажется, почти не понимает по-русски?
– В походе при нем будет состоять переводчик.
Мы об этом также договорились.
– Похвально, похвально… – полковник сделал несколько шагов по комнате и, судя по всему, опять решил вернуться к документам:
– Это что у вас написано такое, Петр Степанович?
– Вино виноградное. Два бочонка. Полагается по довольствию для господ офицеров.
– Брать не станем! Пусть вино будет только солдатское, хлебное – оно и для здоровья в здешнем климате полезнее, да и рану, если что, промыть можно.
– Кстати, да, относительно раненых и больных, – майор Котляревский взял в руки записку от полкового цирюльника. – Я попросил Ивана Карловича доложить, сколько нижних чинов у него в лазарете. Вот, извольте… картина весьма и весьма огорчительная.
За последние месяцы боевых потерь в 17-м Егерском полку почти не было. Однако число солдат, не способных стоять под ружьем и нести полноценную службу, в это время не только не уменьшалось, но, напротив – значительно подросло. Несмотря на угрозу строжайшего наказания, невзирая на постоянные уговоры и разъяснения старослужащих, молодежь потихоньку таскала и ела в окрестных садах немытые, недозрелые фрукты, пила грязную, теплую воду. Из-за этого в гарнизоне кровавый понос и гнилая лихорадка косили не только рядовых егерей, но даже унтер-офицеров…
Мишке Павлову пришлось прождать не меньше часа, прежде чем дежурный адъютант Васильев возвратил ему лазаретную книгу – с наказом тотчас же нести обратно, в дом полкового цирюльника. И с дополнительным поручением от господ командиров: непременно передать Ивану Карловичу пожелание скорейшего выздоровления!
Рядовой солдат Павлов, как и положено, отдал поручику честь, повернулся через левое плечо и с решительным видом направился к выходу. Очутившись за порогом, он, однако же, не сразу пошел в направлении дома, а свернул первым делом налево, к расположению музыкальной команды. В музыкальной команде служил горнистом его друг и ровесник Санька Ровенский. Вместе были они еще с первого года военно-сиротского отделения, помогали друг другу и очень радовались, когда узнали, что зачислены в один полк.
Но повидаться в этот раз им так и не пришлось.
Господин капельмейстер, краснолицый, смешной и пузатый, в особенной форме с наплечниками и галунами, восседал прямо посередине двора на большом барабане, пытаясь расковырять штыком начищенную до блеска медную деталь от какого-то духового инструмента. Заметив Мишку, он не стал дожидаться расспросов и сразу же сообщил, что Ровенский в настоящее время находится при втором батальоне, который недавно ушел на полевые занятия за город.
– Вон там, слышишь?
Мишка Павлов старательно повернул ухо в том направлении, которое указал капельмейстер:
– Так точно!
В самом деле, откуда-то издалека доносилась едва различимая барабанная дробь и сигналы трубы.
– Никуда не годится… – вздохнул капельмейстер. – Как прикажете воевать с такой музыкой?
Он опять посмотрел на стоящего перед ним подростка в солдатской форме:
– А ты ступай, ступай отсюда! Видишь, дела полно… – и добавил: – Ивану Карловичу – поклон от меня! Передай, чтобы скорей поднимался, чтобы не хворал…
В самом деле, заметно было, что в полку все поглощены подготовкой к походу. Те, кто на сегодня остался свободен от строя, загружали в телеги мешки с продовольствием на неделю и боевые припасы, подготавливали вьюки для животных, заполняли водой специальные бочки…
– Эй, земляк!
На обратном пути Мишка успел уже миновать гарнизонный цейхгауз, когда его окликнул Гаврила Сидоров – невысокий, как и все егеря, крепко сбитый сорокалетний солдат, которого забрили в армию из Воронежской губернии.
– Ну-ка, глянь и скажи – не пора мне еще красоту наводить?