Золото гоблинов

Иногда Катя смертельно обижалась, срывалась на визг и пыталась уйти, не попадая в рукава ветхой цигейковой шубы, иногда же ехидно смеялась, усматривая в инвективах АТ обыкновенную зависть. Они жили с Иваном уже года четыре, не съезжаясь, однако встречались почти каждые выходные. По-моему, он не только не скрывал своих измен, но даже старался выставить их напоказ, как тогда в подвале. Я сам был свидетелем, как она своей узкой худой рукою отвешивала ему полновесные оплеухи. И все же оба полагали, кажется, что любят друг друга.

– Ах, Пешкин, Пешкин, ну почему же он такой трус, почему он меня увидеть не захотел?

– Он не трус,- неожиданно вырвалось у меня,- он на дележку денег приехал один, даже без шофера.

– Как! – вскинулась Катя.- И поехал в ночь, один, с такими огромными деньгами? Вы уверены, что с ним ничего не случилось? Вы проводили его до Москвы?

Я замолчал. Я вдруг вспомнил про дополнительный взнос в уставный капитал компании, неизвестно откуда раздобытый Безугловым. Стоило рассказать об этом Катерине, и с ней случилась бы истерика.

– Ваш Иван авантюрист, Катя, но все-таки не уголовник,-промямлил я наконец.

– Н-да,- протянула Катя,- на миллион долларов героина, по-вашему, не уголовщина?

– Тогда и Михаил Юрьевич уголовник,- резонно возразил я.- Да и я, вероятно, тоже. И Алексей Борисович. В России до сих пор сажают за недонесение об особо серьезных преступлениях?

– Если вы донесете, вас подручные Зеленова пристрелят. А Пешкин

– просто пресытившийся жизнью безумец. Как я боюсь за него! Он не написал вам еще?

– У меня не работал факс. Все два месяца, пока меня не было.

Сейчас он включен, можем спокойно ждать весточки. Не опасайтесь за него, Катя. А теперь возьмите деньги. Я их не хочу класть в банк на свое имя. Не ровен час налоговая инспекция придерется. Завтра с самого утра сходите в банк, откроем вам счет, а думать, взять деньги или нет, будете потом.

67

В те годы я почти забыл, что постоянные переезды из одной жизни в другую – это роскошь, доступная немногим. Вспомнить об этом мне пришлось, когда мы начали водить по городу наших московских партнеров. Все они очутились за границей впервые. И все, кроме Кати, первым делом пожелали отправиться на стриптиз.

– Слушай, Анри, а сколько они зарабатывают?

– Очень скромно, Танечка. Доллара четыре в час, а в некоторых барах и вовсе бесплатно.

– Это канадских долларов?

– Ага.

Таня наморщила лобик, производя какие-то мысленные расчеты.

– Все равно прилично,- вздохнула она.- А опекуны у них есть?

– Они просто танцуют,- пояснил я.- Никаких других услуг не предусмотрено. Кроме танцев перед клиентами. За них дополнительная оплата.

– Рассказывай! – взревел Зеленов, после пяти кружек пива порядочно захмелевший.

На небольшой табуретке перед ним извивалась всем телом весьма миловидная чернокожая девица, время от времени едва ли не прикасаясь к его лицу то пухлой попкой, то кудрявыми, хорошо развитыми гениталиями. Подгулявший банкир то и дело клал перед нею очередную десятидолларовую бумажку.

– Ладно, ступай,- сказал он наконец.

Девица отработанным жестом натянула черные кружевные трусики и запихнула в них заработанное. Не удержавшись, я подмигнул ей, и она, видимо, заметив у меня в правом ухе сережку, ответила тем же. Таня и Света проводили ее внимательным, заинтересованным, а возможно, даже и не лишенным зависти взглядом.

– Наш юный друг прав,- вальяжно заговорил Верлин,- у этих барышень несколько иная профессия.

Последовавшее обсуждение тонких различий между стриптизом и платным сексом я позволю себе опустить. Мне доводилось бывать в этих заведениях, когда мы только начинали дружить с АТ, и он, смущаясь, попросил приобщить его к этому таинственному и запретному миру. Недавно я набрел в Интернете на шуточную страницу, выражающую протест против кошачьей порнографии и проиллюстрированную нарочито нечеткими любительскими фотографиями обнаженных мурок. Стоит ли объяснять, что примерно такой же интерес вызывали у меня и эти девицы, неумело выделывающие свои якобы эротические па. Да и Алексею они успели надоесть еще много лет назад. Зато я с неослабным наслаждением наблюдал за нашими московскими гостями. Никогда бы не предположил, что уБелоглинского и Зеленова может быть на лице одинаковое выражение завороженного наслаждения, окрашенного, впрочем, некоторой горечью.

– Живут же люди! – выдохнул Белоглинский.