Золото гор Уичита

Широкая улыбка раздвинула губы Ривердейла, и он, встав на ноги, отворил дверь.

У порога, расставив массивные ноги и уперев в бока похожие на дышла руки, стоял крупный верзила. Его квадратные челюсти ходили ходуном, перемалывая какую-то пищу. В то время как черные кустистые брови человека изображали гнев, в его небольших зеленых глазах плясали озорные огоньки.

— Патрик, ты, ленивый и толстый сукин сын! — с теплотой проговорил Ривердейл, окинув большого ирландца веселым взглядом.

Раскинув руки, приятели заключили друг друга в крепкие объятия.

— Фу! — отстранился Ривердейл с гримасой на лице. — Ну и запах! Прямо как из бочки, в которой заночевал скунс.

— Не будь привередой, Майлс, — загремел ирландец. — Просто вчера я слегка расслабился. Пропустил внутрь всего две литровых бутылки «Тарантул Джюс».

Ривердейл покатился со смеху, стуча кулаком в грудь истинного сына Зеленого Эрина. Мексиканцы смеялись не менее заразительно. Килкенни самодовольно ухмылялся, удовлетворенный тем, что его шутливое объяснение пришлось по вкусу. И вдруг его глаза полезли на лоб. Он встрепенулся, оттолкнул Ривердейла в сторону и с необыкновенной для своей внушительной фигуры резвостью выхватил из кобуры револьвер. Прозвучал быстрый выстрел. Одновременно с свистом пули, отколовшей с подоконника кусок щепы, Килкенни прорычал:

— Ушел, чертово отродье!

Пока он рвался к окну, переворачивая по пути кресла, все увидели, что стало причиной переполоха. Краснокожий исчез! В том углу, где он сидел, валялись лишь его путы.

Ривердейл метнулся за ирландцем и выглянул из распахнутого окна на улицу. Индеец уже был верхом на лошади, и она несла его прочь от салуна, поднимая клубы пыли. Черноухий породистый скакун стрелой летел по Дир-Сити, а прохожие в испуге жались к домам.

— За ним! — рявкнул Килкенни, поворачиваясь к двери.

— Окороти, Патрик! — Ривердейл схватил ирландца за рукав. — Боевое Копье не догонит ни одна лошадь по эту сторону Миссисипи. Тем более твоя пегая, если она все еще носит тебя.

— Так это — Хоан Тоа?! — поразился Килкенни. — Ах ты, краснокожий ублюдок! Вскочил на лучшего в прериях коня!.. Но как же ему удалось избавиться от веревок?

Ривердейл подошел к углу, где сидел пленник, и осмотрел его. Среди веревок лежали осколки разбитой стеклянной пепельницы и темнели капли крови.

— Пепельниц было две, — с вздохом произнесла девушка. — Видимо, когда мы с Луисом спустились в салун, кайова не терял времени даром… Жаль, очень жаль.

— Не то слово, сеньорита! — поправил ее северянин. — Нас будут ждать большие неприятности, если Красный Волк хоть что-то смыслит в английском.

— Наши разговоры, — кивнула мексиканка разочарованно. — Он их слышал.

— Будем надеяться, что бывший пленник, как и большинство кайова, знает только испанский язык, — проговорил Ривердейл, тяжело опускаясь в кресло.

Глава 3

Утром они были уже в пути. Ривердейл правил вороным конем, купленным в одной из конюшен Дир-Сити. Мексиканцы сидели на холеных гнедых, которые верой и правдой служили им еще в Соноре. Могучий ирландец давил своим богатырским весом пегую невзрачную кобылу с хрупким крупом. Кроме гиганта-седока, опухшего с похмелья, этот «вороний корм» — как «ласково» называл своего Росинанта Килкенни — вез громоздкий тюк с провизией и выпивкой.

Ривердейл был хорошо знаком и с седоком и с пегой, и едва улыбнулся, когда эта пара собралась в дальнюю дорогу, а вот мексиканцы, те долго веселились. Им еще не доводилось видеть такого смехотворного зрелища.

— Лошадке не дотянуть и до ближайшего привала, — хохотнул Луис. — Больно уж худа.

— Э-э, амиго, — протянул ирландец басом, — тут нечего волноваться. Взгляните на ноги моей верховой. Это ее главное достоинство!

Упомянутое достоинство пегой было на редкость несуразным. Ее мосластые крупные ноги никак не гармонировали с остальными тщедушными частями тела. Похоже, конечностями она пошла в какого-нибудь предка — тяжеловоза.

Пока мексиканцы подшучивали над ирландцем, Ривердейл думал о своем. И, большей частью, это были не те мысли, какие полнят сердце воодушевлением и радостью.

Вчерашним вечером, обговорив все дела с Кончитой, Ривердейл с Килкенни отправились в номер последнего и отметили встречу достойным возлиянием. В ходе воспоминаний, расспросов и дружеской беседы, ирландец, услыхав об инциденте с Фистом, вдруг обмолвился об одном малоприятном факте, имевшем место еще до того, как ему увидеться с Ривердейлом. Выйдя из своего номера за очередной бутылкой., Килкенни видел в коридоре гостиницы одного из дружков Фиста.

— Эта обезображенная обезьяна, — сказал ирландец, — почему-то торчала не у своих номеров, а в другом конце коридора, неподалеку от двери мексиканцев. И припоминаю, что Джонсон производил впечатление человека, застигнутого за неблаговидными делишками. Когда кто-нибудь натянуто улыбается и бегает глазами, того и гляди, что он подложит кому-то свинью. Тогда я не придал этому значения, мне было наплевать на все, скорей бы залить в пылающее нутро виски.