— Надеюсь, больше не подадут тот жуткий овощной суп, — сказала она, закрыла за собой дверь каюты и взяла Дэвида под руку. — То, что американцы называют «супом», следует включить в перечень уголовно наказуемых деяний. — Ее английский, над которым так долго бился Левин, на фоне носового гнусавого произношения жителей Среднего Запада звучал как иностранный язык. К ним вскоре присоединился Феликс, каюта которого была рядом с каютой дочери, и они втроем поднялись на верхнюю палубу в салон первого класса. Стоял прохладный ясный вечер. По левому борту простирался берег штата Кентукки — там время от времени можно было заметить проблески света в окошке какого-нибудь фермерского домика. Однако в целом же кентуккийский берег был покрыт лесом и казался черным и безлюдным, да и вообще казалось, что пароход плывет по безлюдному континенту.
Отцовское предложение переехать в Новый Свет явилось для Эммы полнейшей неожиданностью, и первая ее реакция на это была отрицательной. Разве не говорила мама, что в этой Америке фортепиано нет? Однако Феликс убедил ее, сказав, что поездка в Калифорнию станет незабываемым событием и что у них достаточно денег, чтобы приобрести на месте хоть дюжину фортепиано. И вскоре нежелание ехать сменилось энтузиазмом. В конце концов, после того как Эмма воочию увидела проявление безобразного антисемитизма, убившего ее мать, а также вялую реакцию франкфуртской полиции на это убийство, она полностью разделяла отцовский пессимизм по поводу будущего, которое ожидало евреев в Европе. Может, Калифорния очень далеко от Европы, может, там все еще необжито, однако это давало возможность рассчитывать на многообещающее начало — и прельщало Эмму так же, как ее отца.
Войдя в салон, который представлял собой длинную узкую комнату с белыми, украшенными золоченой резьбой консолями, которые поддерживали потолок, они увидели ряды столов под белыми скатертями. Слева и справа оставались узкие проходы, позволявшие неграм-официантам маневрировать в этом пространстве. Метрдотель провел их к столику, где уже восседал мужчина с вытянутым лицом. При их появлении Бен Берд поднялся, пристально глядя на Эмму. Прижав левую руку к сердцу, правую он вытянул вперед и хорошо поставленным сценическим баритоном продекламировал:
«Но что за блеск я вижу на балконе?
Там брезжит свет. Джульетта, ты как день!»
[3]Потянувшись через весь стол и едва не опрокинув кувшин с водой, он взял руку Эммы и поцеловал.
— О, прекраснейшая госпожа, кем бы вы ни были, вы принесли свет и радость к этому столу. Позвольте представиться, я Бен Берд, фамилия пишется через «е», мне посчастливилось сыграть все главные роли бессмертного Барда на сценах множества городов — от Бостона до Балтимора. Критики одаривали меня комплиментами, а публика награждала громом аплодисментов. Глаза мои ослеплены вашей красотой, и теперь я молю небеса лишь о том, чтобы они даровали моему слуху блаженство слышать звуки вашего имени.
Эмма едва сдержалась, чтобы не хихикнуть при столь высокопарном к ней обращении.
— Меня зовут Эмма де Мейер, это мой отец Феликс, а это кузен мистер Левин.
— Рад вас приветствовать, дорогие друзья, — воскликнул Бен и уселся лишь после того, как остальные заняли свои места за столом. — Слышал, что палитра яств на этом корабле еще оставляет желать много лучшего. Ведь было же сказано:
«Собрание гостей за дружеским столом,
А вовсе не поставленное угощенье
Манит неудержимо нас в приятный сердцу дом
И превращает ужин в подлинное наслажденье».
Так ведь, друзья мои?
— Ну, по нашему мнению, большинство того, что здесь подают, вполне съедобно, мистер Берд-через-е, — сказала Эмма, вытаскивая из кольца и расправляя салфетку. — А скажите, много ли театров в этой части Америки? Насколько мы могли видеть, эти края еще только-только начинают обживать.
— О, как вы верно подметили! Мало здесь храмов Мельпомены! Что же касается меня, то я полагаю своим долгом нести в западные штаты, в этот край неотесанных и малокультурных фермеров, искусство бессмертного Барда. Я проехал по всему штату Огайо и в каждом городке, во многих деревушках устраивал чтения его великих творений. А нынче я отправляюсь в Новый Орлеан, чтобы присоединиться к театральной труппе, которая решила поставить три величайшие трагедии, и проехать с ними по всему Югу. Мне оказана великая честь в числе некоторых других ролей исполнить также и роль Гамлета. — В этом месте он не удержался, чтобы не продекламировать:
«Как назову тебя: отец мой, Гамлет,
Король, властитель датский, отвечай!
Не дай пропасть в неведенье. Скажи мне,
Зачем на преданных земле костях
Разорван саван? Отчего гробница,
Где мы в покое видели твой прах,
Разжала с силой челюсти из камня,
Чтоб выплюнуть тебя? Чем объяснить,
Что бездыханный труп, в вооруженье,
Ты движешься, обезобразив ночь,
В лучах луны, и нам, глупцам созданья,
Так страшно потрясаешь существо
Загадками не нашего охвата?..»
[4]