Золото и железо. Кларджес

В кабине, отпустив штурвал, неподвижно сидела женщина с горящими глазами. Кларджес — ее любимый Кларджес! — поднимался ей навстречу; она успела заметить дрожащие бледные дорожки отражений на черной маслянистой поверхности реки.

XIX

1

В городе наступило необычное затишье. В утренних выпусках новостей очень осторожно упоминалось о событиях предыдущего вечера — журналисты и репортеры не были уверены в том, какую позицию им следовало занять. Население продолжало прилежно заботиться о «подъеме», получив лишь смутное представление о дерзких махинациях Гэйвина Кудеяра.

Среди амарантов, однако, имя Кудеяра вызывало сильные чувства, так как по мере того, как он выступал и спорил на конклаве, взлом первых упомянутых им келий был завершен. Его наемные агенты вскрыли четыреста склепов, антресолей, укрепленных бункеров, погребов, потайных камер и устроенных за городом неприметных коттеджей — вломившись туда, бербары с удивлением разглядывали обнаженные тела двойников, покоившихся в обитых мягким материалом, окруженных сложным оборудованием глубоких ваннах. Первоначальное замешательство, однако, вскоре сменялось злорадным удовлетворением. Бербары вытаскивали суррогатов из ванн и выводили их наружу, под ночное небо — тысяча семьсот шестьдесят два «рожденных заново» амаранта очутились в беспощадном мире реальности.

Впоследствии многие амаранты утверждали, что они почувствовали происходящее сразу, как только послышались удары кувалд, ломавших стены и решетки — настолько сильна была их эмпатическая связь с суррогатами. Они страдали, мучительно и долго. Теперь они ощущали себя беззащитными, привычный обмен мыслями и впечатлениями прервался, все их усилия, направленные на то, чтобы сотворить запасные жизни, оказались напрасными: эмпатии больше не было. Отныне вечность их бытия висела на волоске.

Страх четырехсот амарантов, чье существование теперь могло быть прервано любым несчастным случаем, был невротически преувеличен. Они заперлись в изолированных, оснащенных всевозможными средствами защиты и сигнализации убежищах, покрываясь холодным пóтом и ни за что не соглашаясь выходить наружу — что, если за углом поджидает кровожадный маньяк? Что, если на голову свалится неисправный аэромобиль? Что тогда?

Совет Трибунов собрался, чтобы рассмотреть возникшую ситуацию, но на вопросы представителей прессы трибуны отвечали расплывчатыми, ничего не значащими отговорками.

Канцлер Аймиш выступил с заявлением, отрицая какое-либо свое участие в замыслах Кудеяра. Он подчеркнул то обстоятельство, что Кудеяр, называя себя вице-канцлером, использовал этот титул ненадлежащим образом и к тому времени уже никак не мог занимать официальную должность.

Общественность впитала, наконец, сущность этих новостей и начала реагировать. Одних беспокоило грубое нарушение традиций, другие тихонько радовались происходящему. Кудеяра называли то мучеником, то преступником, подвергнутым заслуженной казни. Лишь немногие были способны сосредоточиться на работе. Тысячи горожан бесконечно обсуждали странный поворот событий. К чему все это могло привести? Проходили часы и дни. Кларджес ждал.

2

Винсент Роднэйв тоже сыграл свою роль в событиях знаменательного вечера. Он вылетел на арендованном аэромобиле в район Суверенных Предгорий, в шестидесяти километрах к северу от Кларджеса, и приземлился около небольшой одинокой виллы. Приложив немалые усилия, ему удалось взломать входную дверь, а затем проникнуть в центральную камеру.

В выложенных синим атласом ваннах лежали три копии амаранты Анастасии де Фанкур — три запасных суррогата, выращенных из клеток первоначальной Анастасии. Их затененные полупрозрачными козырьками глаза были закрыты — они покоились в трансе, одинаковые во всех деталях, вплоть до завитков коротко подстриженных темных волос.

Не в силах справиться с нахлынувшими на него эмоциями, Винсент наклонился над одним из обнаженных тел и принялся ласкать его дрожащими руками. Амаранта Анастасии, к которой прикоснулся Роднэйв, проснулась. Вместе с ней проснулись две другие.

Они вскрикнули от неожиданности. Охваченные стыдом и замешательством, они смотрели по сторонам, пытаясь найти какое-нибудь покрывало.

«Существование амаранты Анастасии закончилось, — сообщил им Роднэйв. — Кто из вас старшая?»

«Я! — откликнулась одна; в этот момент три отпечатка сознания внезапно стали одной личностью и двумя отпечатками. — Я — амаранта Анастасии». Она повернулась к своим копиям: «Вернитесь в свои ложа, а я продолжу нашу жизнь».

«Вам всем придется отсюда выйти», — сообщил им Роднэйв.

Амаранта Анастасии удивленно покачала головой: «Это неправильно!»

«Таково положение вещей», — заверил ее Роднэйв и нетерпеливо прибавил: «С тех пор, как покойная Анастасия посетила вас в последний раз, она вышла за меня замуж. Теперь ты — моя жена».

Новая Анастасия и две ее копии с любопытством разглядывали его.

«Не совсем понимаю, — сказала новая Анастасия. — Ваше лицо кажется знакомым. Как вас зовут?»

«Винсент Роднэйв».