Золото (илл. В. Трубковича)

И если между всеми этими многообразными и опасными делами у дружинников оказывалась свободная минута для отдыха, они отдавали ее блиндированию поезда. Это был подарок, который деповская молодежь готовила Советской Армии. Блиндированный поезд решено было назвать «Комсомолец». «Комсомолец» этот обещал стать не бог весть каким чудом военной техники. Однако и старенькая «щука» с двумя металлическими платформами, обшитыми толстыми железными листами, могла пригодиться в большом военном хозяйстве. Во всяком случае, генерал, принимавший подарок, очень крепко жал руки молодых патриотов.

Торжественно проводив новорожденный бронепоезд на фронт и пребывая по этому случаю в самом хорошем расположении духа, Николай разыскивал по мастерским Рудакова, чтобы во всех подробностях доложить ему о похвале генерала. И вдруг у паровозных стойл он встретился с родителями, которых не видел с неделю. Отец и сосед Влас Карпов, стоя у верстака, ели из общей миски. Возле них на большой ржавой чугунине сидела мать, которая, по-видимому, и принесла им завтрак. Увидев сына, она ахнула, протянула к нему руки, и крупные слезы побежали по бороздкам ее морщин.

Радость сменилась у Николая тягостным чувством вины перед родителями. Ему показалось, что он не видел их много лет.

Старики очень изменились. Отец стоял похудевший, сутулый, с устало опущенными плечами. Его густые волосы, черные, как антрацит, засеребрились на висках. А мать, всегда жизнерадостная, деятельная, против обыкновения по-деревенски повязанная темным платком, вдруг превратилась в тихую старушку. Как-то уж совсем по-старчески лежали у нее на коленях руки, оплетенные сеткой вздутых синих вен. Лицо покрылось глубокими морщинами; глаза, всегда ласковые и веселые, как-то погасли, голубой их цвет точно полинял. Возле нее на промасленных торцах пола играла синевато сверкающими стружками младшая дочь Карпова, Юлочка.

— Что с тобой, Николушка? Болен, что ли? — тихо спросила мать, встревожено глядя на сына. Сняв с чугунка салфетку, она заботливо подвинула его: — Покушай, мальчик, небось голодный.

Николай с удивлением смотрел на родителей. И вдруг почувствовал, что и сам он очень устал и будто постарел.

— Мы теперь у свата, у Карповны живем. Заходи, Николушка. Ишь, белье-то совсем черное стало. Сменить-то теперь нечем — приходи, хоть постираю, — по-старушечьи зачастила мать, когда он принялся есть из котелка томленную с яйцами картошку. — Зайди хоть глянь, ведь разбомбило нас, совсем разбомбило, одни ямы остались. Заходи, а то ведь совсем я одна. Отец-то тоже неделями не показывается, все в поездках. Кочует, как цыган какой, вовсе дом забыл…

— Постой, мать, — нарочито сердито прервал ее старый Железнов и стал было рассказывать сыну о своем последнем опасном рейсе.

Но Николай вдруг вспомнил, зачем он шел. Он вскочил, поцеловал мать, кивнул отцу и соседу и убежал искать Рудакова, даже не поинтересовавшись, почему Юлочка, балованный ребенок Карповых, подаренный им судьбой уже под старость, на которого обычно и ветру не давали дунуть, играет стружками в депо, на пропитанном мазутом полу. Только позже узнал он от секретаря парткома, что жена Карпова убита фашистским ассом, обстрелявшим из пулемета очередь женщин перед продовольственным магазином.

Рудаков рассеянно выслушал торжественный рапорт Николая о проводах бронепоезда на фронт. Он только что получил сообщение, что немецкой бронетанковой армии удалось совершить прорыв и захватить смежный железнодорожный узел. Вскоре пришли известия о взятии еще нескольких полустанков. Из области был получен приказ о срочной эвакуации последних, еще не уехавших на восток предприятий и городских учреждений, о свертывании узлового хозяйства. Все это нужно было выполнить, не сокращая движения на основных магистралях.

Наступили самые трудные дни, когда жизнь безошибочно определяла, чего же действительно стоит тот или другой человек. Израненные осколками паровозы ремонтировались уже на дворе. Путь до фронта измерялся теперь часами.

Рудаков созвал партийный актив. Он огласил список коммунистов, кому следовало ехать с оборудованием депо в тыл. Потом в горком были вызваны те, кто оставался на узле до критического часа. Отправив на восток последние поезда, они должны были уходить в лес. Старики Железновы уезжали, Николай оставался. Его назначили ответственным за безопасность путей в час всеобщей эвакуации. Вместе с ним перед уходом в лес должны были держать испытание его дружинники.

4

Фашистское командование, очевидно рассчитывавшее захватить этот важный узел внезапно, до сих пор ограничивалось обстрелом и бомбежкой эшелонов, горловин и пристанционных поселков. Теперь же, узнав, очевидно, от разведки о демонтаже и эвакуации, оно решило нанести мощный бомбовый удар по Узловой.