Золото императора

Похоже, Федустий далеко не все рассказал префекту анноны о своих планах в отношении патрикиев города Рима. Не исключено, правда, что дело здесь было не в покойном комите, а в императоре Валентиниане, который очень любил проверять и перепроверять своих вороватых чиновников. В любом случае этот Перразий попортит еще немало крови светлейшему Пордаке.

– Легионеры и клибонарии в один голос твердят о колдовстве и порче, но корректор только скептически хмыкает, – продолжил свой рассказ Эквиций. – В свите императора доверчивых олухов не держат. О твоем участии в этом жутком деле корректор уже знает. Во всяком случае, он довольно долго расспрашивал о тебе уцелевших легионеров и агентов. У меня создалось впечатление, светлейший, что именно тебя корректор Перразий и его подручный, нотарий Серпиний, готовят на роль козла отпущения. Понять их можно. В бойне из чиновников уцелел только ты один. Вывод отсюда напрашивается самый простой – префект анноны Пордака, виновный в растрате городской казны, дабы избежать ответственности, стравил между собой комита Федустия и префекта Рима Телласия, а теперь пытается выскочить сухим из воды. Как тебе удалось устроить бойню, никого особенно не интересует. Твоим главным пособником называют Гортензия, которого ты потом убил, дабы замести следы. Как только Перразий и Серпиний найдут в бумагах префектуры сведения о твоих злоупотреблениях, дни твои, светлейший, будут сочтены.

Ничего нового в словах старика Пордака не услышал. Он с самого начала знал, что расследование будет развиваться именно так. Неприятностью можно было считать только то, что дело стали раскручивать по горячим следам, не дав Пордаке время приготовиться к защите.

– Ты мне лучше скажи, Эквиций, кто в христианской общине отвечает за финансы?

– Падре Леонидос. Очень просвещенный и умный человек.

– А как он относится к магии?

– Среди отцов церкви нет человека, более непримиримого в отношении язычества.

– Тем лучше, – усмехнулся Пордака. – Как ты думаешь, двадцать тысяч денариев его устроят?

– Я бы предложил пятьдесят, – вздохнул Эквиций. – Жизнь префекта анноны стоит дорого.

– Издеваешься, – оскалился Пордака, и рука его, лежащая на столике, сжалась в кулак. Бывший раб взглянул на кулак с уважением, но мнения своего не изменил.

– Ты, видимо, не до конца осознал, светлейший, ужас своего положения. До ушей корректора Перразия уже дошел слух о золоте Прокопия. Видимо, проболтался кто-то из агентов, близких к Федустию. А Фаустина, как ты знаешь, исчезла. Наверняка корректор заподозрит, что похитил ее ты.

– Это сделал Руфин! – в сердцах воскликнул Пордака.

– Если ты упомянешь имя беглого нотария, друг мой, тебя сразу же объявят пособником мятежников. Мне очень жаль, светлейший, но тебя будут пытать. Пытать долго и упорно, дабы выведать тайну, хранимую тобой.

– Будь ты проклят, Эквиций! – вскричал Пордака и ударом кулака разнес в щепы изящный столик.

– Не надо бросаться такими словами, мой мальчик, – осуждающе покачал головой старик. – Я делаю все от меня зависящее, чтобы вытащить тебя из беды. В конце концов, мы с тобой повязаны одной веревкой. Я ведь тоже в этом деле не без греха. Конечно, вольноотпущенник – это не префект анноны, но голову мне оторвут в любом случае.

– Значит, ты согласен выступить в роли доносчика на колдуна Гортензия? – прямо спросил старого негодяя Пордака.

– Разумеется, мой мальчик, – развел руками Эквиций. – Ради тебя я готов пойти даже на грех лжесвидетельства. Но ведь ты отлично понимаешь, как отнесутся к словам бывшего раба сильные мира сего. Нам нужно куда более веское слово, а еще лучше – пергамент, подписанный авторитетным человеком. Авторитетным не только в глазах обывателей, но и в глазах императора. И таким человеком, вне всякого сомнения, является падре Леонидос.

– Ты разоряешь меня, старик, – почти простонал Пордака. – Ведь пятидесятью тысячами дело не ограничится.

– Конечно, – кивнул Эквиций. – Нам придется смазать колесо, чтобы оно завертелось в нужном направлении. Если мы уложимся в сто тысяч денариев, то можешь смело считать, что тебе сильно повезло.

Эквиций был прав, но Пордаке от этого не стало легче. В конце концов, это были его деньги, нажитые непосильным трудом. Префект анноны после столь большого кровопускания вполне мог снова опуститься на дно, с которого ему с таким трудом удалось подняться на поверхность, и затеряться там навсегда.

– Значительную часть убытков мы сможем возместить, светлейший Пордака, но для этого нам придется не только пошевелить ногами, но и поработать головой.

– Каким образом? – удивился префект анноны.

– Есть у меня на примете одна блудница, продавшая душу дьяволу, – сказал Эквиций, и глаза его сверкнули ненавистью.

– Уж не Лавинию ли ты имеешь в виду? – насторожился Пордака.

– Я имею в виду Ефимию, вдову патрикия Варнерия, несостоявшуюся супругу комита Федустия, которую после его смерти некому защитить. Это она спуталась с демоном, вызванным Гортензием из глубин ада.