Золото императора

Свадьбы боярина Гвидона с Констанцией и рекса Оттона с Радмилой справляли в день Перуна, а потому главными действующими лицами в обряде были его волхвы. Воевода Валия пожертвовал Ударяющему богу годовалого быка, что было с удовлетворением воспринято ругами и венедами. Со стороны росомонских вождей протестов не последовало. И даже волхвы бога Белеса, всегда ревниво относившиеся к подобным жестам, в этот раз промолчали. Перун считался богом воинов, а потому в преддверии вражеского нашествия очень важно было выказать ему уважение. Это понимали не только руги и венеды, но и росомоны, и даже готы, видевшие в нем одного из самых почитаемых своих богов — Тора. Мяса быков, принесенных в этот день на жертвенный камень Перуна, хватило, чтобы накормить всю Голунь, а о браге для обывателей позаботились воевода Валия, патрикий Руфин и князь Коловрат, выступивший в роли названого отца при рексе Оттоне. Балт обратился с этой просьбой к великому князю Русколании по совету Руфина и тем самым снял возможные трения между ружскими боярами и росомонскими вождями. Ибо многие руги, раззадоренные соперничеством, собирались отклонить приглашение Валии на свадебный пир, что не могло быть расценено иначе как оскорбление. Зато участие в свадебных обрядах Коловрата снимало все противоречия.

Свадебный пир длился целую седмицу, далее гулять было невозможно, на носу была страдная пора, и неуместное веселье вождей явилось бы дурным примером для народа. Именно в последний день пира князь Коловрат, в присутствии ружских, венедских, росомонских и готских вождей, назвал своими соправителями и возможными преемниками обоих своих старших сыновей, Лебедяна и Серженя. Причем более всего бояр и вождей поразило, что князем венедского удела стал Сержень, а князем росомонского — Лебедян.

— Судите по Прави, князья, — напутствовал своих сыновей Коловрат, — и пусть опорой вам будут ближники наших богов.

Решение великого князя многие сочли странным, но, с другой стороны, ни одна из противоборствующих в Русколании группировок не могла считать себя ущемленной. Хотели Лебедяна — получите, хотели князя Серженя — вот вам князь, а где и кому из них сидеть и судить, решают не бояре, не воеводы, не кудесники и волхвы, а их отец.

— Мудро рассудил, великий князь, — поднялся из-за стола с кубком в руке воевода Валия. — Да пребудет мир на нашей земле, бояре и вожди, и пусть она всегда будет родной не только нашим детям, но и нашим внукам и правнукам.

Патрикий Руфин решил вернуться на Дунай вместе с рексом Оттоном и его супругой Радмилой. О кагане Баламбере не было ни слуху ни духу, и многие в Русколании не без оснований считали, что гунны в этом году вряд ли предпримут поход. Лето было уже на исходе, а воевать в зиму орде несподручно, негде взять корм для лошадей.

Рекс Оттон, ошалевший от хмельных ночей, не сразу сообразил, о чем ему толкует римский патрикий. Но наконец и до него дошло, что затягивать с возвращением нельзя, ибо скорые осенние дожди могут превратить дороги в непролазную грязь, по которой не пройти ни пешим, ни конным. Прощание юной Радмилы с родными и близкими едва не заставило Руфина прослезиться, чему он слегка подивился. Оказывается, жизнь, полная превратностей, не отбила у него способности сопереживать.