Золото инков

В документах о разделе добычи ничего не говорится об Альмагро, который по условиям соглашения, должен был получить третью часть. Не упоминается и патер Луке. Правда, незадолго до этого он умер, но ведь священник представлял лиценциата Эспиносу, ссудившего деньги на организацию экспедиции. Нет никаких сомнении, что Писарро и его братья захватили львиную долю добычи, и Альмагро, поняв, что его обманули, воспылал к ним жестокой ненавистью.

Некоторые конкистадоры, получив свою долю, стали просить, чтобы их отпустили домой. Писарро охотно пошел им навстречу. Он знал, что слухи о сказочных богатствах привлекут в Перу новые толпы наемников. Тем, кто возвращался в Сан-Мигель, Писарро дал лам и носильщиков – индейцев. Однако по дороге домой испанцам пришлось терпеть голод и жажду, а кое-кто потерял и свою добычу – некоторые индейцы скрылись вместе со своей ношей.

Теперь ничто не задерживало завоевателей, они могли двинуться в глубь страны и захватить ее столицу – Куско. Но что делать с Атауальпой? Отпустить на свободу этого могущественного государя, смертельного врага испанцев, который сейчас же соберет громадное войско? Оставить его в Кахамарке? Взять с собой? Не так-то легко охранять пленника. В первом случае пришлось бы дробить свои силы, во втором – перуанцы могли отбить его на каком-нибудь труднодоступном перевале.

Сам Атауальпа настойчиво требовал освобождения, хотя весь выкуп еще не был собран, да и вряд ли его удалось бы собрать, потому что жрецы, несмотря на приказ повелителя, стали прятать сокровища, чтобы те не достались белым пришельцам.

Писарро стал упрекать Атауальпу – комната ведь так и не была заполнена до красной черты. Пленник отвергал обвинение: белым людям следовало еще немного подождать, и золото было бы доставлено целиком.

Писарро знал, что делал – в последнее время носильщиков с грузом золота не пропускали в лагерь – вождю конкистадоров нужен был предлог, чтобы и дальше держать инку в плену.

Командующий во всеуслышание заявил, что освобождает пленника от всех обязательств, связанных с выкупом, но добавил, что инке придется остаться в плену до прибытия новых подкреплений из Панамы, иначе испанцы не будут чувствовать себя в безопасности. Это было еще одно предательство, и его осудили даже некоторые испанские офицеры, считавшие, что инка должен предстать перед судом короля.

Отношения между индейцами и испанцами с каждым днем ухудшались. Атауальпа не скрывал своего презрения к завоевателям, бесчестно нарушившим свои обещания. А те, в свою очередь, все чаще поговаривали о том, что пора этого язычника отправить в преисподнюю.

Писарро соглашался, но не хотел брать на себя ответственность за убийство инки. Кто знает, как расценят подобные действия при испанском дворе? Вдруг враги и завистники представят этот мудрый шаг в совершенно ином свете? Лучше всего обернуть дело так, будто смертной казни потребовали солдаты, а командующий не смог воспрепятствовать этому.

Подлое убийство

«Разве я не жалкий пленник в твоих руках?» – Документ, основанный на лжи. – Гнусный приговор. – «Великодушие» по-испански.

Чтобы расправиться с инкой, нужен был только предлог. И он нашелся – поползли слухи, будто индейцы организуют заговор против испанцев. В округе Кито, где родился Атауальпа, якобы уже собралось огромное войско – двести тысяч человек, и на помощь ему явятся еще тридцать тысяч кровожадных людоедов-карибов.

Эти слухи распространялись и враждебно относившимися к Атауальпе сторонниками Уаскара, которых в испанском лагере было немало. Пленника ненавидел и переводчик Фелипильо, индеец из Тумбеса. Он прельстился одной из жен Атауальпы, а по законам Перу за подобное преступление против священной особы властелина смертной казни подлежал не только сам виновный, но и все его родственники. Но услуги, которые Фелипильо оказывал испанцам, были важнее, чем законы и обычаи этой страны; и переводчик старался изо всех сил очернить инку.

Франсиско Писарро допросил военачальника Чалкунима, но тот отрицал существование заговора и назвал эти обвинения злостной клеветой. Тогда командующий обратился к инке: «Что за предательство ты замышляешь по отношению ко мне, человеку, всегда так уважительно к тебе относившемуся и верившему твоим словам, как брат?» – «Ты шутишь, – ответил пленник, – ты вечно подшучиваешь надо мной. Как можем мы, я и мой народ, думать о заговоре против таких отважных людей? Не шути так, я прошу тебя!»

Но испанцы все мерили своей меркой и не могли поверить в невиновность Атауальпы, несмотря на клятвы пленника, чувствовавшего, как затягивается петля, приготовленная хитрыми чужеземцами.