Золото Югры

Женщину Катарину Осип завел в свои три отгороженные от остального трактира комнаты, велел дьяку накормить ее и не тревожить. Ибо она уже в немалой тревоге. И небось от Макара уже беременная. Что весьма почтенно и приятно.

* * *

По английскому этикету послы помещались в правой части специально выстроенного ряда зрительских сидений. Однако надменный гофмейстер королевы Елизаветы специально высмотрел русского посла и указал тому сесть на один ряд выше королевы, у ее левого плеча.

Увидя это, польский посланник, заторопился к выходу – срочные письма писать; куда еще торопятся с праздника посланники воюющих стран? Посол австрийский, граф Ванденштейн, наоборот, встал со своего кресла и долго раскланивался с Осипом Непеей.

В особом приглашении, данном английской королевой русскому послу, другие послы увидели знак того, что сватанье царя Московского и королевы Английской идет как надо обеим сторонам.

А когда королева прошла и села на свое место, то первым делом легко ударила по щеке своего провожатого, графа Эссекса, потом повернулась к Осипу Непее и громко спросила:

– Как оценивается здоровье Его Величества, царя Московского?

Это был не обычный вопрос для Непеи. Это было испытание для окружающих.

– Царь Московский, Ваше Величество, мало ест тяжелой пищи, мало пьет вина, только выпьет иногда пару бокалов ромейского. Много молится. И, ежели надобно развлечься, другого развлечения не имеет, только как ходить одному с рогатиной на медведя. Перед моим отъездом в ваши пределы лично при мне уложил двух медведей-трехлеток.

– Граф, встаньте! – велела королева Елизавета.

Граф Эссекс, высокий, по-английски тонкий, неохотно поднялся над сидящей публикой.

– Таких медведей? – обернулась к Непее королева.

– Высотой – таких… А в толщину будут в пять раз толще.

Гости загудели, обсуждая услышанное. Обиженный граф тихо сел.

* * *

На зеленом поле Тауэра появились гарольды. Трубы пропели начало народного праздника.

Вокруг высокого эшафота, оббитого материей в красный, синий и черный цвета, плотным каре встали высоченные гвардейцы двора Ее королевского величества. Глашатаи начали возвещать с листов имена людей, которые взойдут на эшафот в день тезоименитства королевы Английской.

Когда весь приглашенный люд воззарился на эшафот, граф Эссекс кивком длинного подбородка подозвал наклониться к нему лейтенанта личной стражи и всунул ему в руку клочок бумаги, где синей чернилой виднелась надпись: «Каземат три».

– А имя помнишь?

– Как же, ваше сиятельство! Макара…

Граф заехал лейтенанту по губам, соскочил с места и громко захлопал. Кругом хлопали все, хлопал и граф. Ничего подозрительного.

А чем быстрее он избавится от русского попа, тем легче замотать дело с двадцатью семью тысячами фунтов стерлингов! И куда прокатал граф такие деньги? Не помнит. Кутили столько от Ирландии до Франции, что могло и этих денег не хватить.

* * *

Макар Старинов сначала пробился к самой решетке, чтобы получше разглядеть королеву, но проклятый эшафот застил противоположные места, где сидели зрители. Только один человек не стремился глянуть из вонючей, мокрой камеры на красоту публичной казни. Он свернулся в самом темном углу и тихо постанывал.

– Заболел ты? – спросил Макар.

Человек протестующе простонал, а грубый голос плотника Марка ответил за стонавшего:

– Не заболел, а стесняется. У него сегодня последний выход на эшафот. Все зрители его и ждут. Это ритуальный баран, и он будет казнен за королеву. Так у нас играют! Это же писатель, Джон Хейуорд. Ему присуждена квалифицированная казнь.

Говорящий отошел. В камере каземата, куда посадили Макара, обитали не самые распоследние лондонские бандиты и подлецы. И пару раз Макар уже слышал нелепую историю Джона – писателя, которого должны казнить только за то, что он написал книжку про историю старинного английского королевства.

Наказания начались с порки. К четырем угловым столбам эшафота привязывали по паре наказуемых и так, попарно, эти орущие и визжащие люди получали от четырех палачей назначенное количество ударов.

Что удивило Макара, так это великая английская гуманность. Палачи, отпоров кнутами до беспамятства сразу восемь человек, просто сталкивали отпоротых с высокого эшафота. Хорошо, если на руки родных или друзей. Бывало, что выпоротки шлепались башкой оземь и застывали напрочь.

Порка шла бойко. Десять ударов кнутом из свиной кожи, на конце увязанной в жгут и укрепленной свинцовым шаром, превращали людей в инвалидов.

Что же сделает из человека квалифицированная казнь?

* * *

Когда на эшафот стали заводить смертников, коим была высказана королевская милость – отрубание головы, – Осип Непея не выдержал. Он наклонился к уху королевы, насколько позволял высокий воротник ее платья из брабантских кружевов, для стоячей твердости прошитых золотыми и серебряными нитями.

– Ваше Величество! – зашептал Непея. – Могу я как посол, явившийся к Вам по мирному и деликатному делу, задать вопрос?

– Никому из занесенных в списки помилования не будет! – так же тихо шепнула королева.