Золото Каралона

Александр Цуканов Золото Каралона

«Был у меня род Комитета по китайским делам. Горчаков, Сухозанет, Путятин и Ковалевский. Решили идти дальше и занимать на основании Тяньцзинского и Айгуньского трактатов Уссури и Приморский край до Кореи, несмотря на китайцев». Дневник великого князя Константина Николаевича 7.09. 1859

глава 1. Алонин

Забайкалье, станция Верхнеудинск

Горный инженер Алонин легко и непринужденно шагал по перрону. Издали приметил здоровенного мужика, поймал его пристальный взгляд. Насторожился, замедлил ход. Разглядел, что одет он не по сезону: сапоги в гармошку, шаровары, при этом кургузый армейский френч, снятый, похоже, с военнопленного чеха. Странный мужик стоит, подпирая деревянную стену вокзала, глазами цыганскими маслянистыми жжет в упор, на лице нагловатая ухмылка.

– Уважаемый, вы не с Каралона будете?

Мужик пытается изобразить на лице улыбку, что плохо у него получается. Алонин остановился. Руку к нагану в карман сунул.

– Что нужно-то, любезный?

– Работал у вашего тестя Якова Давидыча, и вас там приметил… Одолжите двугривенный.

Алонина рассмешило наигранное подобострастие, оно не вязалось с бандитской рожей и маскарадным обличьем.

– А что же сбежал? Лучший прииск в Забайкалье…

– Бес попутал. Напарник подбил идти на Гилюй, где золото гребут лопатой.

Намеревался привычно сказать «Бог подаст», но слова о Гилюе привели в замешательство. Осенью с тестем начали готовить маршрут и поисковую экспедицию на Гилюй, где недавно в среднем течении реки появился прииск Миллионный.

В станционном неряшливом буфете Алонин заказал водку, чай, шанежки. Копач – это без труда угадывалось по его огромным багрово-красным ладоням, назвался Ипатием. Рост почти в три сажени он гнулся над столом, граненый стакан в руке казался стопкой. После выпитой водки Ипатий преобразился. Исчезло наигранное подобострастие, голос стал хрипло-басистым.

– Почитай десять фунтов с Гилюя нес. Хотел в Долгое под Нерчинск уехать, хозяйство отладить. До железки верст сорок оставалось.

Неожиданно тяжкий вздох. Пауза.

– На Ларинском тракте перехватили под вечер хунхузы. Товарища срубили наповал. Меня по боку жигануло. Кинулся на стрелка, сшиб вместе с лошадью. Сзади двое накинулись. Пошла возня. По спине ножом полоснули. Вырвался без поклажи, без армяка, запетлял по лесу. Едва ушел от погони.

Алонин слушает, усмехается. Про хунхузов и бандитов рассказывает почти каждый копач пропившийся вдрызг.

– Не веришь, ваше благородь. Да?

Ипатий голову вскинул, глаз сердитый сверкнул из-под мохнатых бровей. Отодвинулся от стола. Алонин попятился, выдернул из кармана наган, которым пользовался однажды, когда налетела стая одичавших собак во главе с маленькой сучкой. А Ипатий неожиданно распахнул френч, приподнял рубаху…

– Видал? И на лопатке такой же.

Вдоль ребер коричневела подсохшая рана, словно раскаленным прутом провели.

– Ладно. Спорить мне недосуг. Груз прибыл на станцию для нашего прииска.

– Так мож, я пособлю?

Алонин еще раз оглядел здоровенного копача.

– Допивай и пошли.

Не прогадал. Возчики вдвоем тащат, а Ипатий в одного вскидывает шестипудовый мешок на плечо и несет к саням. Поблагодарил сдержанно, рублем одарил. Когда разместили и увязали груз, Алонин сдернул с седушки старый тулупчик, кинул старателю.

– Приоденься. Пимы купим. Дорога дальняя. В Каралоне расплачусь. А там уж смотри…

– Спасай Бог, ваше благородь. Отслужу.

– Да не благородь меня. Из купцов – Алонины мы. Слыхал про таких?

– А то, прииски на Лене…

Якутия, Джелтулакский район, 1938 год.

Петр Алонин приостанавливается, сверяет азимут. Темневшие слева отроги Станового хребта заволокло туманом. Ориентиры утрачены. Дождь идет беспрерывно третьи сутки подряд. Одежда и обувь промокли насквозь. Ипатий уходит далеко вперед, снова и снова ищет приметы нартовой тропы, набитой эвенками в давние времена. Он задирает голову вверх, высматривает затесы на стволах деревьев. Находит срубленную поросль. Показывает. У Алонина сил не осталось на мимолетную радость.

Привал. Ипатий сбрасывает тяжелый рюкзак, ружье, усаживается на валежину и она отзывается противным протяжным стоном.

– По прикидке верст семь до ручья, а там рукой подать до Зимнояха. Чудно, почему свежих следов нет…

– Погоди. Пять минут. Водички хлебну и пойдем.

Алонин едва прислонился спиной к дереву – тут же проваливается в обморочный сон.

– Вставай, Мироныч! Кабы не заплутать. Надо засветло выйти к Зимнояху. В чуме отогреемся.