Золото Хравна

— Отчего же полагаешь ты, что я не с миром пришел в твой дом?

— С тобою больше десятка вооруженных людей, среди коих вижу я и тех двоих, что вовсе не желают добра нашему роду, — Халльдор кивнул на Торлейва и Никуласа.

— Однако с нами и родич твой, Эйольв, сын Свейна, — возразил Хокон.

— Верно, — согласился Смола, — я и то смотрю. О такой ли помощи просил я тебя, старик, какую ты привел в наш дом?

— Я вдвое старше тебя, Халльдор, — отозвался Двухбородый. — Мне лучше знать, в какой помощи нуждается наш род.

— Ежели годы делают человека предателем, так уж лучше мне не дожить до твоих лет, родич!

Торлейв видел, как из-за бани, из-за стабура и амбара постепенно стягивались люди Халльдора Смолы — его работники и сыновья. В руке у каждого были либо вилы, либо секиры, либо просто крепкие палки. Кто-то прятал и меч за спиною. Хёвдинг Хокон приметил это, но не подал виду.

— Довольно разговоров, — вдруг резко прервал он спор Эйольва с Халльдором. — Я пришел сюда не для того, чтобы слушать ваши прения. Вы, полагаю, сумеете и позже договориться меж собою, как вам надо. Стало мне известно, Халльдор, что в доме своем укрываешь ты разбойника и душегуба, нарушителя права короля — Стюрмира, сына Борда. Как представитель закона в нашем хераде, вынужден я требовать от тебя немедленной его выдачи или доказательств того, что сведения мои ложны.

— Каковы бы ни были твои сведения, Хокон, лучше тебе подобру-поздорову убраться с моего двора. Людей у меня немало, против твоих сам-два народу наберется.

— Не в меру ты крут, Халльдор; как бы это не вышло тебе боком. Вчера ночью кто-то пытался поджечь постоялый двор. Не твоих ли это рук дело? Вон, смотрю я, у одного из твоих слуг перевязана голова — уж не он ли подвернулся ночью под меч этого молодца?

Хёвдинг Хокон кивнул на Торлейва. Халльдор неприязненно покосился на него, но тут же отвел взгляд и вновь обратился к Хокону.

— Напрасно полагаешь ты, Хокон, что коли ты государев человек, так на тебя уж и не найдется управы, — зло процедил он сквозь зубы. — Я могу подать на тебя жалобу в тинг за облыжное обвинение. А заодно и за то, что незваным, с оружием в руках, пришел ты в мой дом, нарушив мир накануне праздника.

В длинной как жердь руке бонд сжимал древко топора; возможно, он только что рубил дрова — но один из работников, вышедших за ним следом, опирался на вилы, другой нес в руке тесак, третий недвусмысленно выставил рогатину.

— Довольно слов! — Хокон сверкнул глазами. — Либо приведи ко мне своего родича, либо я вступлю в твой дом, нравится тебе это или нет.

— А понравится ли тебе, хёвдинг Хокон, если я с моей секирой встану здесь в дверях? — рявкнул Халльдор. — Или тебе больше будет по душе, если я скажу своим людям окружить твоих прямо здесь, на дворе?

— Что означает сие? — Хокон чуть приподнял бровь. — Словесное ли это недержание, или ты и впрямь ищешь ссоры?

Торлейв заметил, что люди Халльдора подступают все ближе. Хватило бы одного слова Смолы, чтобы они бросились на малый отряд хёвдинга, сбрасывая всадников вилами и добивая их на земле. Отступить здесь было некуда и развернуться негде.

Торлейв переглянулся с Никуласом.

— Держись рядом со мной, если что, — тихо сказал тот. — Будем отбиваться бок о бок.

— Не слишком ли ты много берешь на себя, Халльдор? — вдруг заговорил Эйольв Двухбородый. — Ужели готов ты свою жизнь и жизни этих людей, — он обвел рукою двор, — положить против одной? Неужто Стюрмир, сын Борда, не поставил себя сам против короля и закона, что ты готов, презрев разум, встать вместе с ним по ту же сторону? Подумал ли ты о жене своей Асгерд — если не ошибаюсь, вы ждете прибавления? Подумал ли ты о ребенке, что никогда не увидит отца или вырастет, сознавая, что тот — преступник, нарушивший право короля? О мальчиках, что стоят там у стабура со своими короткими мечами и благодаря твоей горячности, возможно, никогда не достигнут совершеннолетия и не унаследуют твое оружье, твой одаль, твое имя?

— Пусть лучше погибнут они теперь, пока малы, чем увидят, что отец их опозорил себя, выдав родича, просившего у него защиты, — пробормотал Халльдор, исподволь глянув на сыновей. Старшему было лет шестнадцать, а младшему — едва ли четырнадцать. Меч, который держал он, был выкован для детской руки.

— Не только свое благополучие, но и их молодые жизни готов ты отдать за жизнь человека, для коего люди — не что иное как доски, что кладут в болотную жижу, дабы пройти по ним на другой берег и не замочить ног! — Двухбородый сверкнул глазами.

— Не скажу, чтобы в словах твоих, родич Эйольв, вовсе не было правды, — процедил Халльдор нехотя, — но я обещал ему защитить жизнь его и честь.