Золото Хравна

Он был для нее самым большим другом, старшим братом. Они провели вместе столько времени и знали друг друга так хорошо, что Вильгельмине иногда казалось: Торлейв — часть ее самой.

Стурла и в самом деле совсем мало занимался хозяйством на маленьком хуторе. После смерти Кольфинны он совершенно утратил интерес к сельской жизни. Он продал дальнему родичу три богатых усадьбы из приданого своей матери, оставил себе один-единственный маленький хутор — Еловый Остров — и так и жил там однодворцем, с дочерью и двумя старыми слугами. Соседи дивились: все в округе знали, что Стурла далеко не беден. Основное состояние и выручку от продажи земли он вложил в корабельную контору в Нидаросе, однако ни среди местных бондов, ни тем более в бедном Городище еще не было принято вести свои дела подобным образом.

Стурла имел три больших торговых судна, швартовавшихся в Нидаросе. Там же, неподалеку от пристаней, выстроил он каменный дом по немецкому образцу, с печами и камином кирпичной кладки. Торговые дела его продвигались настолько успешно, что он подумывал переехать в город насовсем. Не будь Вильгельмина так привязана к вольной жизни на хуторе, Стурла, возможно, давно уже покинул бы те места, где он был когда-то счастлив со своей юной женой.

Вильгельмина дважды бывала с отцом в Нидаросе, но ей не пришлись по душе ни городские дома, ни шум и толкотня на улицах, ни лавки со всякой всячиной. Зато ей полюбились темные воды фьорда, порт со множеством кораблей. Понравились качающиеся мачты, тяжелые паруса, высокие палубы. Ей было неуютно среди каменных стен отцовского городского дома, среди холодных пустых горниц, еще не обставленных мебелью. Управляющий делами отца в Нидаросе, слуги из городского дома — все они были для нее чужими людьми, не то что Кальв, Оддню или Кольбейн Тихоня, которых она знала с тех пор, как родилась.

Во всем Эйстридалире из родни у Вильгельмины была только старая Йорейд с хутора Таволговое Болото, бабка Кольфинны.

Летом до Таволгового Болота надо было ехать в обход, верхом или на повозке: старая гать давно сгнила, и пользоваться ею было невозможно. Поэтому летом Вильгельмина нечасто видела Йорейд. Зато зимой, когда болото замерзало, можно было добежать на лыжах напрямик до бабкиного хутора. Под Рождество девочка всегда приносила бабушке подарки: окорок и печенье, которое научила ее печь Оддню.

Иногда, по большим церковным праздникам или когда кто-то из жителей Городища посылал за ней как за знахаркой, Йорейд запрягала в расписную двуколку своего низкорослого мерина и отправлялась в поселок. В такие дни она сама заезжала на Еловый Остров проведать зятя и правнучку; но это случалось редко.

Вильгельмина давно поняла, что та настороженность, с какой относились в округе к ней и к Стурле, была как-то связана со старой Йорейд. Оддню только что не крестилась при одном упоминании о старухе, и если не делала этого, то лишь из уважения к Стурле — тот запрещал называть ведьмой бабку своей покойной жены.

Когда Йорейд появлялась в усадьбе, Оддню со всех ног неслась в стабур, в баню или пивоварню и не выходила оттуда до самого старухиного отъезда. Не раз Вильгельмина видела, как ее няня шепчется о чем-то с Фридой, поденщицей, что приходила на хутор прясть и помогать по хозяйству. Но стоило Вильгельмине войти в кухню или горницу, где они работали, как обе умолкали, и белые платки их, почти соприкасавшиеся во время разговора, расходились в стороны.

Жители Городища и окрестных усадеб побаивались Йорейд, однако прибегали к ее помощи, если болели их дети или скот. Йорейд знала целебные травы и умела лечить, вправлять переломы, заговаривать раны, зубы и больные глаза, знала исцеляющие, в том числе повивальные руны и была умелой повитухою. Она никогда не брала платы, поэтому бедняки из Городища, небогатые арендаторы да хозяева бедных хуторов звали ее охотно. Те, кто побогаче, приглашали Скюле Лекаря, недоучившегося в свое время в Валланде[22]. Скюле мастерски умел пускать кровь и толковал природу любого недуга столь велеречиво, что сам больной и его обеспокоенные родственники, слушая ученые слова, преисполнялись величайшего уважения к заморским знаниям и развязывали свои кошельки, не сомневаясь в том, что уже одно умение рассуждать подобным образом должно благотворно воздействовать на ход болезни. Скюле считал, что Йорейд отбивает у него хлеб. Он не раз пытался жаловаться на старуху отцу Магнусу, который также, по долгу своей службы, был сведущ во врачевании, но священник не поддерживал лекаря.

— От ее травяных настоев моей пастве больше пользы, чем от твоей недоученной латыни, — говорил он.

Скюле постоянно повторял, что когда-нибудь дойдет в своих жалобах и до епископа Нидароса и тогда самому отцу Магнусу не поздоровится. Но угрозы своей так и не исполнил.