Золото Колчака

Вот и пригодились сейчас эти травки. Ох, как он был зол когда-то на мать и на этот узелок, просто чудо, что он его не выбросил сразу, отправляясь в Петербург на учёбу в начале 1914 года. Эти травки, вернее одну из них, так называемую «траву забвения», всю осень накануне отъезда его мать заваривала и подсыпала ему в еду и питьё; и все для того, чтобы он забылся и забыл свою внезапно вспыхнувшую любовь к простой девушке Шурочке, несмышлёному почти ребёнку, озорной и весёлой пятнадцатилетней сиротке. Едва заглянув в её глубокие карие глаза, услышав её необыкновенный звонкий голос на общих посиделках, куда он заглянул совсем случайно, уже не мог Степан забыть Шурочку и перестать мечтать о ней.

В нижней части посёлка одна вдова сдавала просторную горницу для вечерних посиделок молодёжи – получалось что-то вроде клуба. В начале вечера собирались девушки, прихватив с собой нехитрое рукоделие, – в основном вязание крючком (потому что места занимает мало), но иногда приносили рубашку и обмётывали петельки. Однако обмётывать петельки аккуратно при шумном сборище было трудно, и получалось – как смеялись подружки, – словно у кошки глазки болят (однако это не относилось к Шурочке – у неё как раз из-под маленьких, почти детских ручек всё выходило особенно красиво и изящно). Но в основном время проходило весело за песнями и разными рассказами.

Позднее независимыми группами вваливались парни с самодовольными улыбками, скрывающими явное смущение перед будущими невестами. Это по сути и были повторяющиеся еженедельно неформальные смотрины невест скромного рабочего посёлка, где молодые люди знакомились, присматривались, выбирали друг друга без участия свах, обоюдно и без принуждения после сватались, как положено, и создавали семьи. Всё было просто и красиво. В положенное время появлялся гармонист или балалаечник, а то и оба сразу, и начинались танцы.

Шурочка Нестерова совсем юной вошла в круг девичника благодаря своему необыкновенному умению очень красиво и быстро вязать сложнейшие узоры подзоров и скатёрок, а также благодаря своему тонкому слуху и звонкому голосу, который мог моментально подхватить и вести любую из известных песен. Небольшого роста, смуглая, с пышными русыми волосами, она была необыкновенно хороша бьющей через край неутомимой энергией, которую изливала на окружающих, заряжая их такими искрами юмора и озорства, что ей невозможно было не восхищаться, даже страшно завидуя её притягательности и простоте.

Степан с приятелями зашёл на посиделки случайно и увидел это чудо – Шурочку, её маленькие ножки, одетые в высокие ботиночки со шнурками, так ловко отплясывающие чечётку и выделывающие немыслимые повороты в незамысловатом танце. Партнёром Шурочки был паренёк очень на неё похожий – это был её старший брат Павел, но, в отличие от неуёмного задора сестры, его взор хранил необыкновенную серьёзность и сосредоточенность при всеобщем веселье.

Брат и сестра Нестеровы, несмотря на родство, были совершенно разными людьми и по характеру, и по мировоззрению, хотя сами они ещё этого не понимали и дружили и любили друг друга искренней братской любовью. Сама их фамилия – Нестеровы – несла в себе смысловую нагрузку: по такому принципу раньше на Руси давали определения – прозвища, которые после превратились в фамилии. Смысл фамилии Нестеровы просматривался: «не стереть», не исчезнуть с лица земли, не уйти в небытие. А как это произойдёт, неведомо было ни сестре, ни брату. Может быть, это затрагивает не физическое исчезновение – каждый смертный на этом свете, – а постоянное присутствие нетленного духа в помощь творящим добрые дела.

А пока играла гармонь и кружились пары, и Степан следил, не отрываясь, за Шурочкой, которая тоже сразу же заметила статного паренька с непокорными вихрами.

Возглавлял вошедшую группу парней сосед Шурочки – Миша Дёмин – красивый, высокий, статный, голубые выразительные глаза со страстью даже не смотрят, а взирают на окружающих вопросительно и призывно; тёмные изящные брови взлетают, как крылья взволнованной птицы, кожа на скулах отливает белизной, как у самой изысканной барышни.

Взгляды всех без исключения девушек мечтательно устремились на вошедшего во главе группы Михаила, но Шурочка была совсем равнодушна к соседу, ведь она знает его с самого рожденья, как и своих братьев, и ничем его не выделяет.

А Михаил, чувствуя свою неотразимую мужскую привлекательность, с лёгким юморком отпускника-гусара поглядывал на девчат и, проходя мимо, мог позволить себе шепнуть лукавое словцо на ушко зардевшейся девушке или притронуться к локотку. Но танцевать он не любил, потому что не умел, а делать то, что не получается лучше других, ему не позволяла гордость.

Протолкнувшись среди танцующих, Михаил подошёл к Павлу, небрежно поздоровавшись с его сестрой, таинственно отозвал в сторонку.

– Сегодня собираемся у портного, – сказал он Павлу условную фразу, которой договаривались об очередном сборе политического кружка.