Золото короля

Потом оправил нагрудник из буйволовой кожи, который я с тысячью предосторожностей позаимствовал у капитана Алатристе, покуда он вместе с доном Франсиско де Кеведо и Себастьяном Копонсом ужинал, попивая вино и вспоминая Фландрию. Я же, сославшись на нездоровье, покинул сотрапезников, дабы привести в исполнение все задуманное в течение дня, а именно — тщательно вымылся, надел чистую рубаху, ибо не исключал возможности того, что по завершении дня какой-нибудь обрывок ее окажется в моем теле. Капитанов колет был мне велик, так что благообразия ради пришлось поддеть под него старую грубошерстную куртку, верно служившую мне в бытность мою мочилеро. Наряд мой завершали истертые замшевые штаны, пережившие осаду и взятие Бреды — они недурно защищали бедра от ударов клинка — шнурованные башмаки с гетрами и суконный берет на голове. Разглядывая свое отражение в одном из медных котелков, я пришел к выводу, что изготовился скорее к бою и походу, нежели к любовному свиданию. Однако живой уродец лучше мертвого красавчика.

Наружу я выбрался как можно более незаметно, скрыв шпагу и нагрудник под епанчей. Заметил меня один лишь дон Франсиско, который издали послал мне улыбку, продолжая оживленный разговор с Алатристе и Себастьяном, сидевшими, по счастью, спиной к двери. Оказавшись на улице, я оправил всю свою амуницию и направился к площади Св. Франциска, а оттуда, выбирая самые малолюдные улочки, выбрался к пустынной Аламеде.

Впрочем, не так уж она оказалась пустынна. Под вязами раздалось ржание мула. Я взглянул в ту сторону и, когда глаза мои привыкли к темноте, различил очертания кареты, стоявшей возле каменной чаши фонтана. Осторожно двинулся к ней, ведомый слабеньким свечением фонаря с замазанными краской стеклами, и, шагая с каждым следующим мгновением все медленней, добрался наконец до подножки.

— Добрый вечер, солдат.

Едва лишь прозвучал этот голос, как мой собственный мне изменил, а рука, сжимавшая эфес, задрожала. А может, это вовсе не ловушка? Быть может, Анхелика меня и вправду любит и приехала сюда во исполнение своего обещания? На козлах виднелся силуэт мужской фигуры, а вторая помещалась на запятках — двое безмолвных слуг охраняли фрейлину ее величества.

— Приятно было убедиться, что ты не трус.

Я снял берет. В немощном свете едва можно было различить обивку кареты и золото волос Анхелики. Забыв про все опасения, я поставил ногу на откинутую подножку. Нежный аромат окутал меня, как ласкающее прикосновение, — это был аромат ее кожи, и я подумал, что за счастье вдохнуть его можно и жизнью рискнуть.

— Ты пришел один?

— Да.

Последовало молчание. А когда Анхелика вновь заговорила, в голосе ее мне почудилось удивление:

— Ты либо очень глуп… — произнесла она. — Либо настоящий кабальеро.

Молча — слишком переполняло меня счастье, чтобы осквернять его словами, — я смотрел на нее и видел, как поблескивают в полутьме ее глаза. Потом дотронулся до атласа ее платья.

— Вы ведь сказали, что любите меня…

И вновь наступила тишина, нарушаемая лишь ржанием мулов. Я слышал, как кучер, успокаивая их, слегка пошевеливает вожжами. Лакей на запятках оставался безмолвной тенью.

— Правда? — Она будто припоминала слова, прозвучавшие утром в Алькасаре. — Ну, значит, так и есть.

— А я люблю вас, — объявил я.

— И потому пришел сюда?

— Да.

Она придвинулась ко мне. Богом клянусь, я чувствовал на лице прикосновение ее локонов.

— В таком случае ты достоин награды.

С бесконечной нежностью она провела ладонью по моей щеке, а потом на мгновение прильнула мягкими свежими губами к моим губам. И тотчас отшатнулась в глубину кареты.

— Это только первый платеж, — прошептала она. — Сумеешь остаться жив — взыщешь остальное.

Повинуясь ее краткому приказу, кучер щелкнул бичом. Карета тронулась и покатила. А я остался стоять, как громом пораженный, в одной руке держа берет, а пальцы другой недоверчиво прижимая к губам, на которых еще горел поцелуй Анхелики де Алькесар. Сорвавшаяся со своей оси вселенная закружилась передо мной, и прошло еще немало времени, прежде чем ко мне вернулась способность рассуждать здраво.

Тогда я оглянулся и увидел несколько темных силуэтов.

Они вышли из-под деревьев, из плотной тьмы. Семь темных фигур в плащах и шляпах приближались так неторопливо, словно времени у них в запасе было сколько угодно. Я почувствовал, как под буйволовой кожей покрываюсь гусиной.

— Черт возьми, мальчишка-то один, — произнес кто-то из них.

И без пресловутой рулады тирури-та-та я мгновенно понял, кому принадлежит этот голос — не позванивающий, а сипловато поскрипывающий металлом. Черта помянул тот, кто стоял ко мне ближе остальных: эта тень казалась самой длинной и самой черной. Остальные окружили меня и как будто пребывали в нерешительности, не зная, что им со мной делать.

— Такую сеть — да на одного малька… — вновь раздался тот же голос.