– Он тобой манипулировал. Чем больше ты давал волю своей похоти, тем больше силы он у тебя вытягивал, пока не накопил достаточно, чтоб открыть эти проклятые Врата, – помолчав, она добавила тихонько, словно разговаривала сама с собой: – Бояться этого не позорно, там никто не уцелеет, кроме Созидающих. Он закрыл их только ради того, чтобы не поссориться со Стражем Сонхи, а иначе… Воистину нет ничего хуже. Я уже видела Врата Хаоса, это было давно, это был самый черный день в моей жизни…
Ага, раз не позорно – она не должна цепляться насчет штанов… Но амуши и сойгрунам все равно лучше на глаза не показываться, пока не высохнет.
– Ты должен был сразу сказать мне, что случилось, и отдать мне мерзавца Хальнора. Почему ты этого не сделал?
– Неприятностей не хотел, – буркнул Дирвен. – С Дохрау связываться… Я мог бы его где-нибудь оставить, чтобы ты сама его нашла.
– И что тебе помешало?
– Занят был. Амулеты заряжал от силы этих гадов, мне все это понадобится, чтобы захватить Эгедру.
– Что ж, после того, что было, ты
Дома небогатые, но с мозаиками – из разноцветных керамических черепков выложены узоры и целые картины. Под окнами разбиты цветники, гармонирующие с изображениями на фасадах. Входные двери, балясины и перила балкончиков, столбы, подпирающие навесы над крылечками – все покрыто прихотливой резьбой. Загнутые карнизы крыш украшают деревянные фигурки: чаще всего кошки, но попадаются и другие звери, а также птицы, рыбы, ящеры.
– Красиво у вас. Как будто на каждой улице живут художники.
– Так и есть, – отозвалась девушка-экскурсовод, смуглая, черноволосая, в цветастой хлопчатобумажной тунике, свободных штанах до лодыжек и ременчатых сандалиях. – Мы сами украшаем свои дома. Идемте сюда!
Поворот – и вышли на одетую в розовый камень набережную. На другой стороне реки, в некотором отдалении от берега, что-то двигалось, сновало, шумело, отблескивало на солнце. Жаль, нет бинокля.
– Это порт для дирижаблей. Когда построят, у нас будет регулярное воздушное сообщение с Бартогой. Я говорила, что учусь в Бартоге, в Дуконском университете? Сейчас у нас каникулы. Поездом туда-сюда все-таки долго, а когда начнут летать дирижабли, смогу чаще видеться со своими.
– Не мерзнете в Бартоге?
– Тепло одеваемся, – она озорно улыбнулась. – Мне вначале казалось смешным столько всего на себя накручивать, а выпал снег, и сразу оценила. Там много наших учится, мы живем целой общиной. А когда я стану инженером-мелиоратором, наверное, поеду в Лярану. Хотя будет интереснее, если в Китон… Я из тех, кто учится за счет князя, поэтому буду работать там, куда направят. Зато в Лярану тоже летают дирижабли из Бартоги, и говорят, будут рейсы между Ляраной и Сирафом. Мы уже пришли, смотрите – это музей под открытым небом, кусочек старой деревни, сохраненный в нетронутом виде. Так здесь жили тридцать лет назад, когда Сираф был колонией.
5. Невкусная Мейлат
Услышав за кустарником знакомые голоса, Мейлат свернула в соседнюю аллейку. Как обычно, говорили о том, что надо есть и пить, чтобы кровь стала слаще, и как влияет на кровь дневной сон, и чем лучше натирать кожу для пикантного привкуса… Она каждый день пыталась убедить себя, что ничуть им не завидует. Не все же родятся вкусными. У людей бывают и другие достоинства. Зато она старательная в хозяйственных делах, умеет шить и вышивать… Но чего все это стоит, если ты невкусная? Между вкусными и невкусными людьми громадная разница, как будто они существа разной природы.
Внутренняя территория Владения Дахены, окруженная построенным по периметру людским домом – сплошной парк с тенистыми аллеями. Растительность выглядит запущенной, хотя ее время от времени подстригают, ветви сплетаются над головой, образуя укромные древесные коридоры. Кое-где на пересечениях аллеек повешены гамаки, стоят беседки и скамейки – некрашеные, потому что вдыхаемые с воздухом частицы краски пагубно влияют на вкус крови. В центре этого лабиринта высится Башня Дахены, горделиво вознесенная над человеческим мирком, преисполненная мрачного великолепия.