Золото Маккены

Что было впереди у его новых приятелей, он представить не пытался. Что ожидало лично его, он представлять боялся. Маккенна знал лишь одно: в компании звероподобных личностей, с которыми он сейчас шел по пустынным холмам, для него таилась смерть за пазухой у каждого.

ЖЕЛТЫЕ ХОЛМЫ

Идти оказалось недалеко. По волчьей привычке апачей люди из банды Пелона днем шли пешком, пока их женщины параллельной тропой ехали верхом. Метод был уникален, но только таким образом можно было передвигаться по вражеской территории, где любая встреча заканчивалась вселенским хаем, способным привлечь либо патруль американских кавалеристов, либо отряд американских полицейских. Шагая пешком, захватчики могли оставаться невидимыми и по мере надобности ускользать из-под самого носа у белых, которые предпочитали двигаться верхами. В пустыне, особенно в такой опасной ее части как бассейн Спаленного Рога, пешие апачи давали сто очков форы белым всадникам. Только длинные переходы типа переезда в Сонору и обратно требовали лошадиных сил. В розысках старика Эна пони и женщины были непосильной обузой.

Зная эти индейские штучки, Маккенна недоумевал: как же Пелон доверил своих лошадей женщинам, которых подобрал в дороге? Но он не мог даже основательно поразмыслить об этом. Уж чересчур тяжкой оказалась тропа, по которой они передвигались. Отряд шел с полчаса и продвинулся на три, максимум на пять миль. Определить точнее было невозможно из-за кошмарно пересеченной местности — настоящих русских горок и повисающих над ущельями троп. В чем Маккенна был уверен, так это в том, что путь ведет наверх.

Поэтому его сразил наповал открывшийся внезапно вид стоянки с костром. В тот самый момент его ноздри затрепетали от запаха жарящегося мяса. Почуяв дымок от смеси горящих веток и горячей крови — запахов чисто апачской кухни, Маккенна повернулся к Пелону.

— Хефе, — рискнул он обратиться, — либо я забыл, как пахнет в раю, либо этот ночной ветерок благословил жареный мул.

Пелон, позабыв о дурном настроении, согласно кивнул.

— Точно, мула жарят. Жаль все-таки, что ты белый. Из тебя бы получился отличный индеец. Говоришь ты немного. Обоняние у тебя, что надо. Хорошо ходишь по холмам. Жирка нет. Не лжешь и не мошенничаешь. Ешь немного. И ничего никогда не теряешь.

— Грасиас, — поблагодарил Маккенна, перестав искушать терпение судьбы.

В следующую секунду скалы расступились, и путники вышли на окаймленную сосенками полянку, на которой стояли лошади и сидели индейские женщины.

Увидев такую идиллию, Маккенна судорожно вдохнул воздух.

— Матерь Божья! — пробормотал он. — Мираж!

— Да нет, — усмехнулся Пелон, — просто тайная стоянка апачей.

Маккенна и не пытался спорить. Какая разница, как это называть? Здесь, всего в трех милях от того места, где — как казалось белым — воды не было на пятьдесят миль в округе, сиял небольшой зеленый бриллиант горной поляны с чистым ручьем, окруженным поразительно свежими сосенками.

Его не могло быть и все-таки он был. Апачи! — подумал Маккенна. Что за странная и таинственная порода человеческих существ. Если на пятьдесят миль в округе нет ни капли воды, они приводят тебя к артезианскому колодцу, из которого бьет сверкающая чистая струя. Если вам точно известно, что травы нет ближе трех конных переездов, они через десять минут достают достаточное количество фуража для своих маленьких крепких мустангов. А там, где о настоящих деревьях никогда слыхом не слыхивали, они вытаскивают из скал темные с длинными, пахнущими корицей иголками, стройные горные сосенки. Все-таки это был мираж! Все остальные слова забывались моментально. Мираж!

Первоначальное изумление продолжалось у Маккенны до тех самых пор, пока он не добрался до костра и в обалдении не уставился на апачских женщин. Но второй взгляд просто сразил его наповал. Бородатый старатель молил Бога о том, чтобы это видение оказалось лишь галлюцинацией, вызванной усталостью и подавленностью. Но надежда угасла, после того как он открыл глаза и тряхнув головой, увидел, что белая девушка не исчезла.

ЧЕТВЕРТАЯ ЖЕНЩИНА

Маккенна покачнулся, почувствовав себя совсем больным. Старуха, поддерживающая огонь и жарившая мясо, конечно же, была чистокровной апачкой. Толстушка, готовившая кофе, — из какого-то другого племени: вероятно, пима или хопи. Третья обитательница лагеря несомненно была индейского происхождения, на что указывал тот факт, что ее нос был срезан под корень: таким образом апачи метили неверных жен. А вот когда Маккенна увидел четвертую женщину — молодую, стройную белокожую девушку — ему стало плохо. Она не была ни апачкой, ни пима, ни хопи, и вообще не была индианкой. Как, в общем-то, не мексиканкой, не метиской любых кровных пропорций. Она была такой же белой, как Глен Маккенна.

В поразительной горной тишине к Маккенне подошел Пелон Лопес и тронул старателя за плечо.

— Ну, амиго, что я тебе говорил? — Он ухмыльнулся. — Разве не предупреждал я, что твои голубые глаза выскочат из орбит, стоит тебе увидеть этот лакомый кусочек?