Золото мертвых

— Двести талеров на возрождение вашего княжества, боярин, — вздохнул барон. — На возрождение княжества без ущерба для рубежей моей страны. Вы получаете серебро, а мой король — воинов, которые уйдут на запад, вместо того чтобы стеречь каменные уступы Корелии.[12] Мы все получим то, чего желаем, без крови и ссор, и останемся добрыми друзьями, готовыми протянуть друг другу руку помощи…

Даже сквозь хмель Зверев чувствовал, что его дурят. Обманывают. Но он никак не мог понять: в чем? Двести вполне реальных немецких талеров в обмен на… На подозрения?

— И король поможет мне купить у вас невольников?

— Да, — прервав свою болтовню, четко подтвердил иноземец. — Так вы готовы дать слово не тревожить наших рубежей, князь?

— Я не вижу серебра, барон.

— О, это не вопрос, — встрепенулся датчанин. — Мы поднимемся в светелку, и я немедленно их вам передам. Токмо, князь, не обессудьте, но мне придется взять с вас расписку. Я ведь должен держать ответ перед своим королем…

Андрей хмыкнул носом и усмехнулся. Как бы ни хитрил барон Ральф Тюрго, но у Зверева тоже имелось одно секретное оружие. Лютобор, который поклялся вернуть его в двадцать первый век. И когда князь Сакульский исчезнет из этого мира — что будет проку от его расписок? А вот серебро — штука вещественная. Оно останется.

— Будет тебе расписка, лазутчик, договорились.

— Пойдемте, князь. — Датчанин, мгновенно посерьезнев, зашагал по коридору, свернул к первой лестнице, поднялся на второй этаж и двинулся направо, в сумеречную щель, освещенную слюдяным оконцем где-то совсем далеко, шагах в ста. Барон остановился раньше, стукнул два раза, один, еще два, потом толкнул створку.

В его комнатке оказалось заметно светлее, хотя окно было сделано в верхнем углу справа и закрывалось не слюдой, а просто бычьим пузырем. Наиболее темный закуток получился как раз под окном — там поблескивали два глаза и длинный полуторный меч. Видимо, сидел тот самый слуга, что покоробил своим видом княжича Друцкого.

Барон открыл сундук, достал свернутый в трубочку лист бумаги, перо, чернильницу, захлопнул крышку, разместил их сверху, широким жестом пригласил Андрея ближе. И вдруг, точно матерый фокусник, извлек прямо из воздуха два тяжелых мешочка, бросил их рядом с чернильницей, распустил узелок, открыл горлышко. Матово блеснули белые кругляшки.

— Желаете пересчитать, княже?

Андрей просто взвесил кошели в руке. На глазок в них было явно больше пяти кило. Как раз столько двести талеров весить и должны.

— Давайте возьмем четыре монеты, уголки пергамента прижмем, — предложил барон. — Так будет легче писать…

Зверев намек понял, взялся за перо:

— Я, милостью Божией князь Андрей, владетель княжества Сакульского, урожденный боярин Лисьин, сим подтверждаю получение от барона Ральфа, владетеля Тюрго, двухсот талеров серебром за… — Он поднял глаза: — За что, барон? За клятву ничего не делать?

— Оставьте так, — небрежно разрешил датчанин. — Это достаточно ясно указывает, что серебро не осело в моем кармане, а остальное не так важно. Ведь вы дворянин, королю будет достаточно вашего честного слова, которое я ему и передам. Так вы даете клятву не нападать на датские земли и не чинить урон королю, моему повелителю, своими деяниями или словами?

— Клянусь, — кивнул Зверев и широко перекрестился.

— Был искренне рад знакомству, князь. — Иноземец осторожно поставил на один край пергамента чернильницу, на другой положил нож. — Пусть подсохнет. Был искренне рад знакомству…

Андрей затянул узлы кошелей, прижал добычу локтем к телу и, покачиваясь, отправился в светелку Полины. Он собирался оставить там серебро и вернуться к пиру, но зов мягкой постели оказался столь притягателен и завораживающе могуч…

Проснулся Андрей от ужаса. Ему явился заяц размером с корову, ходящий на задних ногах, в рыцарском шлеме и со «шмайсером» на животе. Косой пытался выманить его из укрытия, разбрасывая по полянке золотые монетки и овес, после чего прятался в траву — уши торчали на высоту жирафьей головы. Как раз за уши Зверев и попытался его поймать. Но заяц встал — Андрей врезался головой в мягкий мохнатый живот, понял, что его перехитрили, и в последний, предсмертный миг открыл глаза. К счастью, это оказались волосы Полины — князь Сакульский даже обрадовался, что женат.

— С добрым утром, дорогая. — Он поднял голову и поморщился от тягучей, тупой боли в висках. — Ты уже вернулась с пира?

— Да что ты, милый! Мы с хозяйкой еще до полудня гостей оставили. Ты намедни пришел, так я уже легла. Ты еще мне под подушку мешки с серебром сунул и сказывал, будто после исчезновения твоего мне оно все останется… Только ты не исчезай, суженый мой. Как же я без тебя?

— Не бойся, не останется, — пообещал Зверев. — Потратим все в ближайшие месяцы. Ушкуй нам нужен хороший, иначе ведь до княжества не добраться. И из него не выбраться. И людишек надо прикупить, а то ведь без рабочих рук от земли никакой пользы нет… О Господи, если мне нальют еще хоть рюмку, я повешусь. Баню чем вчера топили?

— Дровами.