Золото мертвых

Утром корабль наполнился шумом и суетой. Местные холопы заносили на него мешки, корзинки и короба, о содержании коих Зверева уведомлять никто не подумал, в главный трюм полез мужик в прожженной местами рубахе, с цепями в руках. На корме слышались стуки и ругань, на носу двое мастеров натягивали какую-то оснастку. Вскоре появился и хозяин причала, за которым двое холопов волокли увесистый сундук с окованными железом углами. На палубе дворня обогнала хозяина и затащила груз в носовую каюту, опустив у изголовья постели, у передней стены.

— Все, свободны. Возвращайтесь в усадьбу, — махнул рукой Юрий Семенович, уселся на край постели и поставил саблю меж колен. — Размыслил я, Андрей Васильевич, над твоими хлопотами и удумал такую вещь. Надобно нам на пути своем несколько городов ливонских и свенских посетить. В городах этих малыми частями золото твое попытаемся на монеты и серебро поменять. На ростовщиков проклятие твое не подействует, они и без того племя проклятое. Доберемся до германских городов, попытаемся продавца крупного найти, чтобы разом золото на невольников поменять. Смута основная там творится, бога схизматики делят. А вместе с богом, как тесть мой, курфюрст граф Веттин писал, делят они луга, пашни и право беспошлинного и невозбранного пользования общественными землями. И чего больше в этой войне: веры сатанинской али жадности к чужому добру — непонятно. Но половину крестьян, поминал он, уже вырезали.[32]

— А я вспомнил, как гость твой датский, Юрий Семенович, барон Тюирльи, поручительством короля хвастал. И уверял, что король готов лично помощь мне оказать в приобретении рабов, в Германии захваченных, и дать возможность беспрепятственно вернуться на Русь.

— Барон Тюрго, — поправил Зверева князь. — Это было бы неплохо. Схизматики зело не любят, когда людям от них к нам в Московию вырваться удается. Режет им по сердцу, что веру истинную раб их старый принимает, что им более не кланяется и новых рабов не рожает. Мыслю, немалые у нас сложности возникнут, коли узнают в городах ливонских али ганзейских, куда купленные невольники поплывут. Тут бы королевское заступничество в самый раз пришлось. А самое хитрое — что как раз в Ганзе хорошо полонян искать. Они вне войны, в союзе Ганзейском полон никто отбить не может и на волю отпустить, в родные земли вернуть. Полагаю, как раз к ним, в Любек, мы идти и должны.

— Мы? — не поверил своим ушам Андрей. — Никак ты собрался отправиться со мной, дядюшка?

— Ничего не поделаешь, — опустил глаза на пояс Юрий Семенович, расстегнул ремень, кинул оружие на сундук. — Советом тут не обойдешься, рекомендательного письма мало. У меня и знакомцы в городах иных есть, и родичи, пусть и дальние, имеются. Да и имя мое, без хвастовства замечу, в городах датских и германских известно. Посему с тобой отправлюсь, князь. С тобой. А за услугу услугой попрошу отплатить. Но о том опосля перемолвимся. Так что, не прогонишь старого родича со своего ушкуя?

— Разве можно любимого дядюшку жены своей — и прогнать? — развел руками Андрей. — Мой корабль — твой корабль.

— Тогда командуй отплытие, князь. Припасы в кормовой трюм еще час назад, как мне обещались, уложены, на носу теперь два косых паруса стоят, холопы твои и невольники накормлены от пуза, переодеты и токмо приказа ждут. Пора.

— Как скажешь, князь… — Зверев вышел на палубу, огляделся, обнаружив сразу множество незнакомых лиц, вскинул голову к корме и невольно усмехнулся, увидев на прежнем месте все того же старого кормчего. — Лучемир, слышишь меня?

— А как же, Юрий Семенович, не слепой.

— Отчаливай, Лучемир. Правь к морю.

— Ну, наконец! Слыхали, что князь приказал, бездельники? Вытягивай канаты, поднимай паруса, весла на воду!

— Значит, ушкуй и дальше слепой старик поведет? — вернувшись в каюту, поинтересовался Андрей.

— Ну нет у меня других кормчих, — развел руками князь. — Лето, все на судах, в разъезде. Авось, и в этот раз Лучемир не подведет. Старик он хоть и вздорный, да крепкий еще, и дело знает. Да и рыжий при нем. Ты не против, коли я на сундуке своем отдохнуть прилягу? Постель, вижу, супружеская. Не хочу в чужие перины забираться…

* * *

Команда ушкуя увеличилась вдвое — но вот количество весел осталось прежним. Миновав озеро с шиком, под всеми парусами, судно втянулось в узкое русло Великой уже на веслах, повторяя все ее повороты средь густого зеленого леса. Радовало только то, что теперь они пробивались не против, а по течению, а потому всего за один светлый день — от рассвета до заката — смогли промчаться почти до самого Пскова и миновали его незадолго до полуночи. Еще день отобрало Чудское озеро. Зато по стремительной Нарве ушкуй промчался всего за пару часов, в море тут же повернул налево и уже в сумерках бросил якорь на рейде близ коричнево-красного от множества черепичных крыш Колываня.