Золото мертвых

— Подвеску, — уверенно заявил Ласло. — Знак любви и верности. Если он был богат, то, возможно, в виде сплетенных инициалов — его и избранницы, если не слишком — то попроще, но непременно с тремя камнями разных цветов. Это должно было сказать окружающим, что сердце данной прелестницы несвободно. Ну а если та меняла свое решение в отношении юноши, то можно было избежать ненужных объяснений, просто вернув подвеску дарителю. Да и мужья частенько дарили подвески женам, как бы говоря им, что их страсть не угасла. Ну хотя бы формально.

— Подвеска? Это как в «Трех мушкетерах»?

— Да-да, — подтвердил Ласло. — Людовик не любил Анну Австрийскую, но приличия ради подарил ей подвески, говоря о том, что чувства есть, и они сильны. А та, в свою очередь, передала их Бекингему, причем как что?

— Как дар любви, — усмехнулся я. — Вроде, в тексте их так и называют.

— Именно. — Мадьяр чуть прибавил скорости, ибо дорога с нашей стороны была почти пустая. — После чего король сильно и обоснованно разозлился, заподозрив, что его подарок был передан другому мужчине. Причем не какое-нибудь кольцо или колье, а именно подвески. Замечу отдельно — очень дорогие подвески. Двенадцать алмазов — это серьезно. За такую побрякушку в те времена где-нибудь в Руссильоне можно было прикупить поместье, землю и виноградники в придачу. Про Гасконь с ее многочисленными полуразрушенными замками я и не говорю.

Подвеска. А что, очень может быть. Почему нет? Теперь бы еще понять, кем была эта «SC», да получше рассмотреть предмет.

Настроение поднялось, а после того, как мы перекусили в придорожном кафе, том, о котором мне говорил Ласло, стало вовсе замечательным.

Остаток дороги пролетел незаметно, и я даже удивился в тот момент, когда увидел из окна машины озеро Сенеж, красиво бликующее под солнцем.

После мы проехали мимо рыболовной базы, мелькнул справа дом отдыха довольно старой постройки, а следом за этим Ласло направил автомобиль на какую-то совсем уж узкую дорогу, которая шла через лес. А минут через пять и с нее свернул, сообразуясь с какими-то приметами и рукописной картой. Надо полагать, нарисованной его братом, тем, который дядюшку порешил.

— Приехали, — наконец сообщил мне он, съехав с лесной дороги на уютную полянку. — Поиски стоит начинать отсюда.

— Почему отсюда? — полюбопытствовал я. — Пару минут назад мы не менее живописное место проезжали.

— Так сказал Лукан. — Мадьяр помахал картой. — Ему можно верить.

— Н-да. — Я вылез из машины, и потянулся. — Ну раз Лукан.

В Москве предстоящее приключение виделось мне более простым. А тут, глядя на высокие ели, стоящие с трех сторон вокруг поляны, уверенность как-то немного рассеялась. Тут вообще леса были не чета тем, что я посетил за последнее время, никаких березняков, насквозь просвеченных солнцем. Суровый ельник, через который запросто не продраться.

— Посиди-ка еще маленько в машине, — велел я мадьяру. — Надо кое-что сделать.

— Хорошо, — без малейшего удивления и каких-либо вопросов согласился он. — Как скажешь.

Я взял с заднего сидения пакет с теми продуктами, что купил с утра, повертел головой, заметил между елками слева просвет, да и направился туда.

Точного текста, с которым надо обращаться к лешему, мне никто не надиктовывал, потому я решил импровизировать.

— Добрый день, лесной хозяин, — поклонившись, произнес я, перед тем положив на найденный пенек привезенные гостинцы. — Не обессудь, не знаю, как тебя звать-величать, но все одно хочу поклониться тебе хлебом да сладостями, в знак большого уважения и…

— Ишь какой вежливый, — проскрипел сзади старческий голос. — Давно таких слов не слыхал. Уважение, гляди-ко!

— Большое, — отметил я, поворачиваясь к говорящему. — Еще раз — добрый день, дедушка.

Стар был местный леший, ох как стар, даже на фоне не сильно молодых дяди Егора или дяди Фомы. Борода белая и какая-то поредевшая, нос крючком, сам весь какой-то сгорбленный, на посох опирается. И из телогрейки, что на нем надета, тут и там клочья торчат. Знал бы — купил не только еды, но куртку какую поприличнее.

— Хлебушка, стало быть, мне принес, — прошамкал лесовик, глядя на продукты. — За это спасибо, малец. Давно не едал, давно.

Он направился к пеньку, шаркая по траве старенькими валенками, подшитыми кожей, после с трудом уселся на него, чуть подвинув еду, отломил себе горбушку и медленно начал ее жевать, глядя перед собой.

Однако, ерунда вышла. Как бы дедушка не оказался склеротиком, или, того хуже, маразматиком. У меня на его помощь большие надежды были, а теперь уж и не знаю — выгорит дело или нет.

— А как звать вас? — уточнил я. — Меня вот Валерой.

— Дедом Силантием зови, — посопев, ответил лесовик. — Не пойму никак — ты каких будешь? Ведьмак, что ли? За травами пришел? Или из оборотней, спрятаться надо? Хотя нет, Велесово племя — оно другое, сразу говорит, чего надо. И да, пахнут оне.

— Не тот и не другой. — Отчего-то мне стало смешно, еле улыбку сдержал. — Хранитель кладов я, дед Силантий. Великий Полоз меня выбрал из всех и к этому делу приставил.