Золото мистера Дауна

Через пару недель после начала производственно-коммерческой деятельности Перпетуум-Мобиле в Баранинах случился страшный шухер. В результате кипучей следственной работы было выяснено: девушка Ода имеет до банка, названного в ее честь, косвенное отношение, а в Петербурге есть какие хочешь фирмы, кроме «Аллегро». Бывшая горячо любимая Перпетуум-Мобиле поведала ментам, что ее суженый отбыл на заседание Совета директоров в Баден-Баден, откуда заскочит на пару дней до Сейшельских островов, потом решит пару срочных дел в Париже и тут же назад в Бараничи.

В отличие от невесты бывшего капитана Сметанюка, менты догадывались, что Ода скорее дождется инфаркта от предъявленного обвинения, чем своего щедрого возлюбленного, но на всякий пожарный случай устроили на ее хате засаду. В этой засаде они могли результативно сидеть до самой отставки, оттого как Перпетуум-Мобиле активно восстанавливал пошатнувшееся среди бизнеса здоровье вовсе не на задрипанной Ривьере, а куда ближе до хорошо поставленных им на уши Бараничей, строя грандиозные творческие планы.

Многие отечественные и заграничные предприятия даже не понимали, от чего избавил их высокий, атлетически сложенный мужчина, присевший за столик кабака «Южная Пальмира», где гулеванил Перпетуум-Мобиле.

Именно он перечеркнул все планы молодого человека приятной наружности, передав ему привет от дяди, который срочно пригласил Перпетуум-Мобиле на свой юбилей.

Глава третья

Оставив за спиной шикарно ухоженный парк, адвокат Алекс Гринберг вылез из машины у роскошного особняка и сделал ручкой распахнувшему дверь начальнику охраны. Алекс прошел через зимний сад и с кислой миной под глазами стал поднимать свою тяжелую задницу по мраморной лестнице, покрытой таким дорогим ковром, какого не было даже в доме его папаши.

Из комнаты, в которую постучал Гринберг, так и не восстановивший дыхание после лестничного марша, раздавалась музыка. Не дождавшись приглашения, охранник потянул ручку на себя, и взмокший адвокат вкатился прямо на звуки Шопена.

В роскошно обставленном помещении сидел, по всему видать, уставший человек с сигарой в зубах, в расшитом золотом халате и спокойно слушал выступление известного германского струнного квартета «Гварнери», затянутого во фраки и бабочки. При виде Алекса человек встрепенулся и, отбросив сигару в громадную пепельницу, скомандовал музыкантам сделать маленький тайм-аут.

— Кого я вижу, — осклабился хозяин апартамента, — лично мистер Гринберг приперся? Слушай, адвокат, я сейчас плачу тебе пятьдесят долларов в минуту круглые сутки подряд. Даже если ты застреваешь в сортире, так этот процесс происходит за мои бабки. И вообще, посмотри на себя в зеркало, до чего ты разожрался при такой замечательной жизни. Ряха скоро треснет. Я тебе, кроме семьдесят две тысячи в сутки, таки хочу немножко доплатить. Сашка, меня уже подмывает купить тебе тачку, чтобы ты возил свое пузо прямо в ней впереди себя.

Вместо ответа господин Гринберг сел в жалобно скрипнувшее под ним кресло и стал активно вытирать пот, проступивший на лице, багровее дешевого кирпича.

— Ладно, отдышись, а то лопнешь, — примирительно сказал человек в халате и обратился к музыкантам:

— Мальчики, считайте, что вы меня уже набаловали до самых корней в зубах, где застрял этот похоронный марш. А теперь, пока мой доктор прийдет до себя, задавайте чего-то красивого. Для души и сердца.

Престижный немецкий ансамбль немного посовещался, и в комнате зазвучала классика, рядом с которой тому Шопену нечего было делать. Вдобавок один из музыкантов, забив болт на свою деревянную виолончель, стал напевать, вызвав у человека в халате такой неподдельный восторг, какого вряд ли добился бы некий Гварнери при Моцарте.

Базар-вокзал, привычная картина,
Здесь деловой царит ажиотаж,
Здесь наши парни вежливо и чинно
На ваш карман наводят макияж.
Любому штымпу связываться с нами,
Поверьте слову, — бесполезный понт.
Без волков зайцы вымерли бы сами,
Мы улучшаем ихний генофонд.
Своим талантам сами меценаты,
И хоть толпа зовет нас блатняком,
Дадим мы фору даже партократам
В уменье делать бабки языком.
Нас не сломить газетными статьями,
Обнимем так, что дух полезет вон.
За нас стоит карманом и локтями
По-прежнему продажный фараон.[2]