Золото мистера Дауна

— Но чтобы убедиться в серьезности предложения, — быстро добавил мистер Берг, — на счет нашей фирмы должно лечь хотя бы полмиллиона.

— Тем более, вы говорили о материально-технической базе, — напомнил мистер Кей.

Вася пожал могучими плечами и заметил:

— Завтра на счету вашей фирмы будет лежать миллион. Быть может, мы продолжим беседу после этого?

— Не стоит, — отрезал Алекс, — чего стоит бизнес без доверия?

— Особенно, если речь идет за Барона, — поддержал компаньона Лео.

— После перевода всей суммы, пропустите ее через несколько транзитных счетов… — заметил гость из России, однако мистер Порт тут же вставил свое веское слово:

— Не учите нас жить… Особенно, когда не сильно хотите помогать материально.

Капитан Немо сухо заметил:

— Просто хотел предупредить, один из счетов должен принадлежать благотворительному фонду имени мистера Дауна.

Американцы дружно улыбнулись, но серьезность бизнеса взяла верх над чувством юмора.

— За ваши бабки, — сказал мистер Берг, — этот фонд может носить имя даже товарища Паркинсона.

Глава десятая

В отличие от многих сверстников, Барон родился не в обычной советской семье. С юных лет вместо улицы его воспитывала какая-то бонна, иногда обзываемая нецензурным словом флиберичка. Его папаша профессор Моршанский вместо того, чтобы регулярно заявляться домой в истинно пролетарском виде, только успевал шляться по каким-то симпозиумам, а мама уделяла куда больше внимания своей деревянной виолончели и Оперному театру, чем единственному наследнику.

Чтобы быть ближе до народа, за тяжкую судьбу которого Моршанские, — продолжая традиции русской интеллигенции, иногда тихим шепотом стеная под двуспальным одеялом, нарекли сына Ванечкой.

Чего с них было взять, кроме анализов, с этих не ясно почему недобитых буржуев? По предварительному диагнозу любого нормального человека видно, какие они на всю голову интеллигенты. Народ активно строит коммунизм, и его распрекрасной жизни поголовно завидует вся остальная планета, а эти за него почему-то переживают. Малохольные они, и ходят с очками на носу, чтоб доказать свою начитанность.

Ванечке несказанно повезло, что он родился безо всяких намеков на музыкальный слух, иначе эта недоделанная профессорская прослойка не дала бы ребенку вместе с другими детками пропагандировать стихи «За наше счастливое детство спасибо, родная страна!»

Какой будущий строитель самой справедливой жизни на земле выдавил бы из себя эти благодарности, когда его привязали бы канатом до аккордеона или цепкой к пьендросу? Даже если бы он пошел ушами в папу с мамой, так вряд ли юный музыкант обзывал их совсем другими словами вместе с той родиной и пианиной.

Что такое настоящая жизнь, Ванечка узнал на шестом году жизни, подустав от изречений бонны в перерывах между чтением книжек вслух. Малому Моршанскому все меньше и меньше хотелось сказок за этих Бов-королевичей и прочий недобитый элемент, потому что он изредка поглядывал в окно и завидовал жизни своих сверстников, гонявших по двору с утра до вечера сколько им влезет.

Ванечка вздыхал, кидая свой шнифт в окно, и чувствовал, что ему просто недодают счастливого детства. Другие дети бегали по мусорнику, играли в жмурки, били друг друга и привязывали консервные банки к котячим хвостам, а Ваня вместо всего этого и прочего счастья был вынужден зевать на монотонные речи бонны про всяких Премудрых Василис и доблестных богатырей, едва успевавших спасать родную землю от очередной напасти.

В один прекрасный день сказки дали свой результат. Ванечка терпеливо дождался, пока бонна устанет декламировать стихи Пушкина за хрустальный гроб. Стоило воспитательнице войти в туалет, как Моршанский мгновенно запер дверь и понесся вперед к счастливой дворовой жизни с такой скоростью, на какую был бы вряд ли способен Конек-Горбунок. Даже при условии, если бы этого животного оседлал сам Мальчиш-Кибальчиш и хорошо молотил пятками по ребрам коня, гоня его к сверкающим вершинам коммунизма.

Сортирная задвижка с успехом выполняла функции Кощея Бессмертного, хотя бонна вела себя в заточении не так скромно, как та самая Василиса в злодейском каземате. Роль Ивана-царевича ближе к вечеру исполнил Моршанский-старший после того, как прибыл домой вместе со своей второй половиной.

Мадам Моршанская с ее таской до музыки сразу догадалась: хриплые вопли, раздающиеся из туалета, мало напоминают ее любимую арию Чио-Чио-сан или песню «Любовь, комсомол и весна», гораздо регулярнее действовавшую на нервы по радиоточке, и едва не упала в обморок, когда освобожденная флиберичка выскочила на относительную свободу. Потому что бонна вовсе не бросилась на шею Моршанским с искренней благодарностью за избавление от неволи, а выдала такой набор фраз, какие вряд ли встречались в тех самых книжках.

Некоторые из этих словосочетаний повторил и наконец-то разысканный в подвале Ванечка, от которого пахло так, словно он не чинно гулял на свежем воздухе с другими детьми, а три дня и три ночи доблестно сражался со Змеем-Горынычем со всеми вытекающими во время дуэли последствиями.