Золото Монтесумы

— Не волнуйся, ты похожа скорее на дохлую собаку, чем на портрет, демонстрируемый по телевидению. А здешнему персоналу я сказала, что ты придурковатая перуанка по имени Мария Хуарес, что у тебя нет никаких документов и что ты случайно обкурилась этими цветами. Они мне поверили. Во всяком случае, пока. Но я бы рекомендовала тебе постараться выбраться отсюда как можно скорее, пока тебя опять не поместили в Гуско как невменяемую…

Она продолжала выговаривать мне за поразительное легкомыслие, возмущенно хлопая себя по коленке и всхлипывая.

Я снова закрыла глаза, бормоча какие-то бессвязные фразы.

В шесть часов вечера 9 июня я уже находилась в доме неподалеку от пьяцца Навона, в маленькой квартирке на третьем этаже, снятой моей деятельной и практичной сестрой после того, как она спасла нас из этого жуткого подземелья в Остия-Антике. Прошло всего два дня, проведенных мной в горячечном бреду, в безумных разговорах с самой собой, перемежающихся краткими периодами сознания, и вот я уже сидела в кровати и пила кофе.

Иоланда де ла Роса, тридцати пяти лет, законная дочь Томаса и его давно погибшей в автокатастрофе жены Марисы, была отлично натренирована отцом в умении находить убежище. В память об отце с его вечными ковбойскими стетсонами она носила такую же шляпу, и это было лишь одной черточкой, характеризующей их сходство. Отец воспитывал ее в спартанском духе, желая, чтобы она была достойна носить его славную фамилию. Так, однажды он оставил двенадцатилетнюю девочку в джунглях Гватемалы одну. Целых тринадцать дней та скиталась по джунглям и ущельям, прежде чем нашла отца, ожидающего ее в отдаленной деревушке. Он повелел жителям деревни, индейцам племени киче, устроить праздник в честь успешного завершения этого теста на выживаемость, длившегося почти две недели. Отмечая совершеннолетие дочери, он поставил перед ней еще более трудную и опасную задачу. Она должна была выследить и затравить в дебрях Амазонии такого коварного и агрессивного зверя, как пума. Эти поистине геркулесовы подвиги превратили Иоланду в мускулистую и жилистую, всегда невозмутимую женщину с темными кругами под глазами. После получения известий о смерти отца она перебралась в Лонг-Бич и стала жить неподалеку от нас. И хотя благодаря полученному воспитанию она, конечно, обладала соответствующими хладнокровием и выдержкой, столь необходимыми для противостояния летучим мышам и хищникам Южной Америки, в данный момент она, не особенно выбирая выражения, отчитывала меня за «непроходимую глупость», невзирая на то, что я с позеленевшим лицом еле передвигалась по квартире.

— Итак, «яблоки любви» — не что иное, как белладонна, использовавшаяся в качестве основного ингредиента «бальзама для полета», приготовлявшегося ведьмами в эпоху Ренессанса, — втолковывала мне Иоланда.

Я и Эрик сидели за маленьким столиком на кухне, а напротив нас восседала Иоланда, на этот раз без шляпы, в своем любимом алом пончо, с неизменными бусами из голубого нефрита, и потягивала маччиато.

— В Гватемале мне приходилось слышать о ведьмах, пользующихся этим растением, чтобы впасть в транс. Они смешивают его со свиным жиром и эту смесь втирают в кожу. От этого у них возникает сильное головокружение. Но кажется, ты теперь можешь лучше меня описать это состояние, не так ли?

— Положим, не только я, — пробормотал Эрик. Глаза его были еще красными от едкого дыма, лицо серым, и он по-прежнему носил свой помятый синий костюм. — Господи! Мне казалось, что у меня выросли огромные крылья и я летал, хлопая ими, как развеселившийся птеродактиль, пока не понял, что просто ничего не вижу и почти парализован. Окончательно же пришел в себя, когда услышал, как рядом задыхается Лола. Ну а потом появилась ты и вытащила меня из ванны Митраса.

— Единственная причина, по которой все не закончилось еще хуже, — это то, что я узрела поднимающийся над руинами дымок и побежала вниз… Когда я вошла в это подземелье, то увидела… мне показалось, что ты умерла! Зачем вы жгли эти цветы? Неужели вы ничего не поняли?

— Нет, — призналась я, обменявшись с Эриком смущенными взглядами.

— Мы думали, что в случае опасности всегда успеем выбраться оттуда, — пояснил он.

Иоланда укоризненно покачала головой:

— Для такого поведения есть свои названия, но все они звучат довольно неприлично.

— Да я понимаю! — с подавленным видом произнес Эрик. — Не обязательно объяснять мне, что я был круглым дураком, идиотом. Еще немного, и я превратился бы…

— Во всем виновата я одна, — вмешалась я. — Это я все придумала.

— …в настоящего пещерного дикаря…

— Эрик!

Я опустила чашку на стол. Я все никак не могла придумать, как заговорить о том, что не давало мне покоя, поэтому спросила прямо:

— Эрик, когда мы были там… ну, в подземелье… ты не заметил ничего особенного?

— А что я должен был заметить?

— Ну может, что-нибудь почувствовал… Или даже…

— Ты имеешь в виду, помимо бреда и тревоги о тебе? Нет. — Губы у него задрожали, видно было, что он еще не совсем оправился от новых переживаний.

Я сжала его руку.

— Милый, все хорошо. Все уже позади.