Пелагея говорила про пятнадцать факелов, мы на всякий случай, запаслись двадцатью. После этого мы двинулись к Обрыв-скале. Издалека казалось, что вплотную к ней не подойти, мешали небольшие, но отвесные скалы, сторожевые форпосты гранитной громады. И лишь подойдя поближе, мы поняли, что эти скалы идут не сплошной линией, а представляют из себя несколько массивных обломков, раскиданных природой как бы в шахматном порядке. На дне образовавшегося в разломах змееобразного ущелья виднелся лед застывшего ручья. Мы шли по этому путеводному ручью, поглядывая на нависшие над нами угрюмые скалы. В самом узком месте расстояние между ними вряд ли превышало двадцать метров, и любой упавший с вершины камень мог стоить нам жизни. Здесь было сумрачно и тревожно. Сами не замечая того, мы даже говорить начали шепотом.
Ущелье, повиляв крутыми поворотами, кончилось примерно через полкилометра. Выбравшись на свет, мы застыли перед удивительной мощью исполинской каменной плиты. Вблизи Обрыв-скала поражала своими размерами. Она поднималась в высоту не менее чем на полкилометра и стояла почти вертикально, чуть-чуть завалившись назад.
С трудом оторвавшись от созерцания завораживающей природной мощи, мы подошли вплотную и сразу же увидели темную горловину пещеры. Узкая щель шириной была не более полутора метров, а верхний край этого разлома я бы мог достать рукой.
- Ну что, полезли, что ли? - вздохнув, спросил Андрей, решительно скидывая вязанку с факелами. Признаться, мне очень не хотелось лезть в эту каменную глыбу. Страх я испытывал даже больший чем в горах, штурмуя "бараний" перевал. Перед тем как ступить под каменные своды, я глянул на Андрея и, убедившись, что тот ничего не видит, быстро перекрестился по-староверски, двумя перстами.
Дно пещеры было покрыто льдом, приходилось идти осторожно. Солнечный свет иссяк через какие-то двадцать метров, и Андрей разжег первый из факелов. Сухой треск горящей смолы, пляшущее пламя, освещавшее угрюмые стены подземелья, все это завораживало и в то же время давило на меня, заставляло биться сильнее сердце. Я никак не мог забыть буквально стоявшую перед глазами огромную громадину скалы. И сознание того, что миллионы тонн камня висят над моей головой, доводило меня до психоза. Я чувствовал, что еще немного и я
или заору что-то во всю глотку, или кинусь обратно. Не скажу, чтобы в пещере было тепло, скорее наоборот, но пот струился по лицу. Мне было ужасно стыдно перед Андреем за этот страх, но я ничего не мог поделать с собой. А наше природное "метро" то петляло из стороны в сторону, сужаясь до такой степени, что приходилось снимать рюкзаки и протискиваться боком, то начинало круто забирать вверх. И тогда снова приходилось скидывать рюкзаки и упражняться в альпинизме. Вскоре я убедился, что и у Андрея с лица градом катится пот.
- Ну и работенка. Не самая легкая прогулка в моей жизни, - сказал он после очередного подъема, потом спросил: - Как тебе спелеология, красивый вид туризма? Не хочешь им заняться?
Я отрицательно замотал головой.
- Чтоб я еще когда-нибудь полез в дыру в земле! Ни за что! Только на собственных похоронах.
Время теперь изменялось не минутами и часами, а сгоревшими факелами. Нам дважды попадалось что-то вроде обширных залов. Особенно поразил один из них. В длину он показался мне метров десять, шириной метра три, а вот в высоту уходил неизвестно куда. Свет факела так и не смог высветить своды этого каменного замка. Насколько я понял вся эта пещера образоваласа не размытием водой мягких пластов породы, это был большой разлом внутри самой скальной плиты.
Прогорел еще один факел, и Андрей вдруг остановился.
- Ты чего? - удивился я.
- Дальше хода нет, - хриплым голосом ответил он и чуть посторонился. То, что я увидел ужаснуло меня. Пещера сужалась до размеров небольшого лаза, и узкая горловина оказалась забита голубоватым льдом. Похоже, это происходило постепенно. Лед намерзал, а вода все текла, ступеньками поднимаясь все выше, пока наглухо не запечатала нам дорогу.
Это было ужасно. Мы так надеялись выбраться через пещеру напрямую к людям, а теперь надо было возвращаться обратно. Из меня словно выпустили пар. То же самое испытывал и Андрей. Воткнув факел в вязанку оставшихся сучьев, он
скинул рюкзак.
- Да, полный облом. Они что же, не ходили здесь зимой?
- Не знаю, - сказал я, усаживаясь рядом и прикрывая глаза.
Сидели мы долго. Потом Андрей разжег новый факел взамен прогоревшего и, надевая рюкзак, сказал:
- Пошли обратно.
- Пошли, - согласился я, с трудом поднимаясь.
Неудачи всегда отнимают сил больше, чем победы. Перестраиваться в этой тесноте мы не стали, просто я взял из рук лейтенанта факел и пошел обратно. Вскоре мы вышли в тот же "готический" зал, и тут пламя факела вдруг рванулось
в сторону и затрепетало. Сначала я не осознал, что это значит, машинально прошел еще пару шагов, а потом остановился и замер, глядя на пляшущий огонь.
- Ты чего встал? - спросил Андрей, ткнувшись в мой рюкзак.
- Пламя, - ответил я, не отрывая глаз от огня.
- Чего? - не понял Андрей, выглядывая из-за моей спины.