«Не доверяет все-таки нам старик», — невольно подумал я.
— Давайте и я пойду с вами, — предложил Андрей, — все-таки одному опасно.
— Да нет, отдыхайте, я с Чарой пойду. Она у меня, правда, уже старовата да подслеповата стала, и нюх не тот. Но медведя еще учует. А там уж я его возьму.
— А вы давно здесь живете? — осторожно спросил Андрей. Я не был уверен, что этот суровый старик снизойдет до разговора с нами. Но тот заговорил неожиданно охотно:
— Да почитай уже двадцать три года на этом месте. А всего уже тридцать четвертый год как живу один в тайге.
— И вам не скучно одному? — воскликнул я. Старик как раз разливал по кружкам свое огненное зелье, и с усмешкой посмотрел на меня.
— Нет, не скучно. Мне людишки, знаешь, как надоели? Во! — он провел ребром ладони по горлу. — Двадцать лет как скотину держали, в одном бараке. Во как наобщался, выше головы.
Самогон, похоже, пронял и его. Лицо раскраснелось, глаза заблестели. Увидев, что я его толком не понимаю, второй огненный залп лишил меня возможности доходить до сути даже простых вещей, дед Игнат пояснил:
— Сидел я, почитай, двадцать лет. За собственный язык оттрубил четыре пятилетки. Как-то после работы, а я на леспромхозе тогда пырял, выпивали. Тут по радио забалакали о очередном процессе над этими, троцкистами, что ли. Ну я и брякнул: вот они, то герои революции, совесть партии, а то говно собачье и изменники. Ничего, дескать, не понять. Ну меня и просветили, в ту же ночью забрали. Десять лет лес валил чуть севернее родного дома. В сорок седьмом было выпустили, я обрадовался, дубина, загулял. А они через месяц обратно меня, к топору и на просеку. В пятьдесят седьмом уж окончательно выпустили, а только я им уже не поверил, топор в руки и в тайгу. И так вот втянулся. И тяжело порой, а все равно обратно не хочу.
Он замолчал, мы выпили еще, разговор пошел про перевалы, погоду, но я уже ничего не понимал. Видел только, как Лейтенант вытащил карту, расстелил ее на столе. Почему-то она превратилась в покачивающуюся морскую волну, а затем я услышал голос Андрея: «Смотри-ка ты, сидя отключился», — потом чей-то смех и почувствовал как несколько сильных рук подняли меня и закинули на что-то большое, теплое, пахнущее валенками и пылью.
Среди ночи я проснулся, поднял голову. Рядом храпели Андрей и Павел. В доме царила тьма, только одинокая свечка освещала отрешенное лицо деда Игната. Голова его покачивалась из стороны в сторону, слышно было, что он шептал себе что-то под нос. Я уже собрался слезть с печи, когда голос старика вдруг прорвался рыданиями.
— …Ванечка, сынок мой!.. — только эти слова я и разобрал.
Пришлось задержаться на печи. Но долго терпеть я тоже не мог и вскоре слез и побежал на улицу, благо и дед вроде бы успокоился. Хотя я мгновенно промерз, но вернувшись, решил немного погодить с печкой. Старик по-прежнему сидел за столом, а меня жутко волновал вопрос, как это Жереба оказался его сыном. Судя по рассказу отшельника, он из тайги не вылазил, и на тебе, сына каким-то образом соорудил?
Почему-то я перестал бояться этого большого и сурового на вид человека. Подойдя к нему я устроился рядом, на скамейке.
— Я тут случайно… услышал, — с запинкой тихо начал я, — Но как это может быть, что Иван ваш сын?
— Да, вот так в жизни-то бывает. Бог людей то вместе сведет, то разведет. И не думаешь и не гадаешь.
Игнат чуть помолчал, потом продолжил: