По всему старик жил один. Квартира смотрелась по московским меркам бедновато, если бы не множество картин, статуэток, всевозможных декоративных изделий, буквально загромождавших и единственную комнату, и небольшую прихожую. Они были повсюду, на стеллажах вдоль стен, на этажерках, подставках, прямо на полу… Возле окна стоял мольберт с натянутым холстом.
– Вы, что художник? – спросил мужчина с интересом оглядывая «убранство» комнаты.
– Художник? Нет, это слишком лестно для меня, – ответил старик, с трудом опускаясь в глубину массивного чёрной кожи кресла. – Хотя я имею самое непосредственное отношение к искусству. Я искусствовед, точнее доктор искусствоведения, профессор, преподаю в ВУЗах уже более тридцати лет.
Мужчина с интересом продолжал рассматривать окружавшие его предметы.
– Откиньте штору… вам будет лучше видно и откройте пожалуйста форточку. После улицы воздух кажется таким тяжёлым.
Мужчина поспешил исполнить просьбу, и солнечный свет беспрепятственно хлынул в комнату, увешанную и уставленную предметами, значимость которых он постичь не мог, но к которым его почему-то тянуло как магнитом. Он переходил от картины к картине, от скульптуры к скульптуре…
– А это что? – мужчина остановился у странного холста в углу комнаты… Вернее, то был не один холст, а композиция включавшая холст с изображённым на нём пейзажем, который имел уже реальное продолжение прямо на полу, вернее на зелёном под траву паласе, где валялись пустые бутылки, консервные банки, головешки от костра…
– Что, не приходилось такое видеть? – голос хозяина несколько окреп и даже звучал с оттенками весёлости.
– Нет, – ответил изумлённый гость. – А что это, наверное модерн какой-нибудь?
– Это называется инсталляция. Я вижу вы заинтересовались. Если хотите, я могу вам кое-что пояснить, ответить на возникшие вопросы.
– Здесь наверное много ценных вещей, – мужчина не мог оторвать взгляда от его окружавшего…
– Ценных?… Не знаю… Сейчас, пожалуй, ещё рано говорить о ценности этих произведений. Это подарки моих друзей-художников. Произведения искусства, как правило, приобретают истинную ценность после смерти авторов. Ну а мои друзья, слава Богу, в основном ещё живы. Я исследую их творчество, пишу о них. Наверняка кто-то из них приобретёт известность, станет выставляемым, продаваемым, но пока… Когда-то и Родченко, и Кандинский, и Филонов немного стоили. Если у вас есть время…
Напоминание хозяина о времени, заставило вспомнить о нём и гостя. Он, спохватившись, глянул на свои часы и словно стряхнул с себя чары, исходящие от ауры комнаты.
– Совсем забыл. Так вы говорите вам уже лучше? – гость явно заторопился.
– Да, всё в порядке. Я вам так благодарен.
– Сейчас вы уже сможете позвонить в «скорую», если что?
– Да конечно… не беспокойтесь, – хозяин поднялся из кресла, как бы демонстрируя, что кризис миновал. – Вы спешите?
– Да, извините… у меня дела. Я бы с удовольствием задержался. Мне было бы очень интересно вас послушать. Я… я очень люблю вот так смотреть картины, слушать про художников. Я ведь никогда вплотную не сталкивался с людьми искусства, но всегда к нему имел интерес. Если вы не против, я бы вас ещё посетил, но сейчас, – гость виновато развёл руками.
– Что ж я рад, что могу вам быть чем-то полезен. Жду вас. Приходите когда пожелаете, по выходным в любое время, по будням кроме вторников и пятниц… – профессор уже совсем оправился и только не совсем уверенные движения напоминали о перенесённом приступе, голос же твёрдый, звучный, голос человека привыкшего громко говорить в классах, аудиториях… на выставках, экспозициях, в салонах.
2
– Сегодня работали? – вопросом встретила Пашкова жена.
– Да нет, какая работа… Опять простой.
– Надолго?
– Месяца на полтора. И зарплату тоже… так и не дали, – виновато сообщил Пашков.
– А где же ты тогда так долго ходил, если не работали? – они стояли на кухне, жена разогревала ужин, а муж понурившись рядом.
– Да так получилось… слух кто-то пустил, что майскую получку давать будут. У бухгалтерии часа два толкались. Кому-то вроде заплатили по блату. А нам опять облом. Покричали да разошлись. Такие вот дела Насть, оправдываются самые худшие предположения. Завод, наверное, закрывать будут, а нас просто мурыжат, негласно принуждают по собственному желанию увольняться, чтобы выходное пособие не платить.
Жена помешала жареную картошку, потом резко заговорила:
– Если помнишь, я тебя об этом год назад предупреждала. А ты подождём, да подождём, а вдруг наладится. Дождался… Год, понимаешь, год уже фактически не работаешь! Ты хоть в курсе, сколько у нас денег осталось? – жена в сердцах бросила ложку и вышла из кухни.