— Не дури, парень! Опусти ружье, — спокойно не обращая внимания на выстрел сказал Гунько. Его голос приобрел какой-то грудной глубокий бас. Николай Прокофьевич хотел выглядеть солиднее и авторитетнее. — Смотри сколько нас, а ты один. Мы не из милиции. Пока никаких бед не натворил.
Это возымело действие. Голос Гунько охладил его пыл.
Человек перестал в нас целиться, но ружье с плеча не убрал.
— Если совесть твоя чиста, просто отдай нам товарища и иди с миром. Ежели нет, то соберись с волей и ответь за свои дела, как мужчина. Север всегда спрашивает за дела с человека, мне ли тебе говорить.
— Беглый зек он, — сквозь зубы простонал и поморщился Костя Гибарян.
— Стойте, где стоите! — грозно прикрикнул сбежавший заключенный
Я бросился к моему напарнику не обращая внимания на человека с ружьем. Опустившись рядом с ним на колени, я пожал протянутую руку.
Он выглядел истощенным и изможденным, но намного лучше, чем можно было бы ожидать.
Гибарян внешне больше походил на горца из рода Шамиля, того самого, который воевал в царем, а потом попав в плен был одарен золотой саблей и осыпан высокими почестями.
Костя имел светлую кожу, которая никак не загорала в похода и экспедициях, длинную кудрявую, словно мелкий каракуль, черную бороду.
Впалые скулы, длинный прямой нос, с почти незаметной горбинкой. Вечно хмурые мясистые надбровные дуги с глубокими вертикальными складками, которые вводили в заблуждение людей незнакомых с ним.
При всей его грозной внешности это был на редкость добродушный и компанейский человек.
— Здорово Илюха, где тебя носило, черт тебя подери, я уже заколебался с этими, — он кивнул в сторону человека с ружьем.
— Я тоже счастлив тебя видеть, сволочь ереванская! — он впервые улыбнулся услышав эти слова, — как твоя нога?
Я посмотрел на его травмированную стопу.
— Видишь, я тут что-то типа лангетки соорудил, — он кряхтел, как старик, говорил морщась, сквозь зубы, превозмогая боль, пытаясь пересесть поудобнее, — но все равно неправильно срастется, у тебя нет в Поселке знакомого хорошего хирурга ортопеда?
Костя был сильным мужиком и не терял чувства юмора присутствия духа в любой ситуации. В поселке вообще не было хирургов, а тем более ортопедов и мой напарник об этом прекрасно знал.
— Ортопеда найдем, — я перевел взгляд на человека стоящего рядом со мной, — не знаю, как тебя, зовут, братишка, но ты не мог бы убрать ствол обратно в чехол? Ты меня и ребят ужасно нервируешь. Ненароком кто-нибудь случайно выстрелит.
Трое спасателей, за исключением Гунько продолжали держать беглого зека на прицеле.
— У него нет патронов, можешь расслабиться. Так что не переживайте, — он поднял свои впалые усталые глаза на ребят у меня за спиной, — тот патрон последний был. Витя — понтуется.
Слова Кости угнетающе подействовали на того, кто стоял рядом. Он понял, что его маневры и плохая актерская игра не удались, поэтому как-то неуклюже оттолкнул от себя оружие, развернулся и бросился наутек.
Гунько пожал плечами, мол не мое дело. Раз бежит, то пусть бежит. Я посмотрел на Костю, тот моргнул в знак того, что надо бежать за ним.
— Он тут один без меня сдохнет, дурак. Это — сто процентов. Догони его, пожалуйста, Бурцев, не сочти за наглость. Во имя человеколюбия.
Я снял с плеча свою винтовку, положил ее рабом с Гиаряном и посмотрел в спину «дважды» беглеца и побежал во имя человеколюбия.
От группы спасателей отделился Степа и побежал вслед за мной. Я был не против — вдвоем ловить этого чудика веселее.
Далеко убежать он не успел, мы нагнали его метров через двести. Оно и понятно. Силенок у них с Гибаряном оставалось совсем мало. Недели в тундре истощили.
Я догнал и подсек его своим сапогом «школьной» подсечкой. Его задняя нога на бегу тут же зацепилась за переднюю, и Витя, виртуозно исторгая трехэтажные матерные ругательства, камнем полетел лицом вперед.
Падая, он матерился на ситуацию, неудачный побег и превратности судьбы так искренне и смачно, что я с трудом сдерживался от смеха.
В отличии от Степана, который испытывал гнев и наскочил на него сзади и собирался вломить беглецу.
Я с трудом удержал спасателя, чудом перехватив замком летящий кулак.
Степа превосходил по весу зека вдвое, и такой мощный удар мог вполне бы добить Витю.
Я сам едва удержался на ногах.
— Стёп, брейк! Нам Гибаряна тащить на носилках. Пусть этот своим ходом двигается! Вставай, Витя!
Тот обернулся к нам и сощурил от страха глаза, подняв руки к голове в попытке защититься от ударов
Степа тяжело дышал, он сплюнул в сторону и прикрикнул на Витю:
— Вставай, давай! Еще раз побежишь, я тебе башку оторву!
Витя проявил небывалую покладистость, почти моментально поднялся отряхнулся и встал расположив руки по швам.
Он, как и многие зеки среднего и низшего ранга, смотрел Степану в грудь, опасаясь поднимать взгляд выше по неписаному арестантскому правилу.
Витя смирился с тем, что его вернул в тюрьму и теперь вел себя в соответствии с тюремным уставом.
— Так точно, гражданин начальник
Он не хотел быть обвиненным в неподчинении, и, наверно, принял Степу за сотрудника правоохранительных органов.