Золото Неаполя: Рассказы

В Кьянчано меня крайне поразили деревья. Приветливая, ласковая тосканская равнина вокруг городка, населенного лишь четыре месяца в году, полна самых разных деревьев, но есть деревья и деревья: таких, как в Кьянчано, мне не доводилось видеть нигде никогда. Это деревья, которые, кажется, глядят на нас и о чем-то расспрашивают, а мы глядим на них и их расспрашиваем; это деревья, которые хотят говорить с нами и слушают нас, деревья, рассказывающие о себе и расспрашивающие о нас, деревья, которые каются сами и исповедуют нас. Прежде всего стоит поразмышлять о необычайном бытии этих деревьев. Родившиеся и выросшие в сезонном городке, который с середины июня до середины октября заполняется временными жителями, сверкающими автомобилями, утекающими, как вода сквозь пальцы, деньгами, письмами, телеграммами, телефонными разговорами, книгами, газетами и журналами, а потом на восемь месяцев становится пустынным, слепым, глухим и немым, запирается на все замки и засовы и засыпает летаргическим сном, эти деревья, по-моему, без особого труда научились отличать людей, у которых есть корни, от тех, у кого их нет. С первого же дня я ощутил проявление с их стороны той тайной, волшебной дружбы, которую они мне дарили, когда я был ребенком. «Деревья Кьянчано, — чуть было не закричал я, — так вы меня помните?»

Неважно, как они называются, как выглядят, какой у них наряд. К какому бы виду и семейству растительного мира они ни принадлежали, крепки ли они, молоды и красивы или совсем наоборот, для меня они просто деревья Кьянчано — и всё тут. Я называю их «сосны» и «кипарисы», больше никак. Сосна — вся легкая, воздушная, расширяющаяся, словно колокол, книзу, с острыми хвоинками, царапающими воздух; кипарис же — стройный, нарядный, с ветвями, плотно сомкнутыми вокруг невидимого ствола — души дерева, с остроконечной, как перо, верхушкой, пишущей на небе то, что диктует ветер. Сосны и кипарисы Кьянчано, помогите мне рассказать все о вас моим читателям, я хочу поведать им, хотя бы в общих чертах, свои и ваши мысли.

О чем же думают, за кем наблюдают, о ком судят-рядят деревья в парке водолечебницы Аква Санта?[84] На площадках, на дорожках толпы людей, направляющихся от павильона с колоннами, где находится источник, на террасу или в тень рощицы. Какой-то священник сидит, вытянув ноги, под балдахином из зеленой листвы; он поставил свой стакан на землю и подпирает его большим пальцем босой ноги; когда он встает, чтобы пойти наполнить стакан, то кладет на скамью свою черную шляпу: это знак того, что место занято, и он внушает больший страх, чем дуло пистолета. Старая монашка садится на краешек скамьи и ставит рядом чемодан, огромное распятие кажется спящим у нее на груди ребенком. Сколько здесь монашек, утопающих в волнах черных, серых и синих одеяний! Они приезжают сюда третьим классом из самых дальних монастырей, бормоча свои «Аве Мария» и «Отче наш» и перебирая четки под мерный стук колес на стыках. Старушка-провинциалка с очками на кончике носа вяжет, чтобы не чувствовать себя совсем оторванной от крыльца родного дома где-нибудь в Арьяно-Ирпино или Серавалле-Скривии; у нее с собой шесть баулов и два термоса — таких запасов, думаю, хватит ей не на одну неделю. Вот маршал неведомо какого рода войск, желтый, как его мундир, скрюченный, мрачный и грозный. По его виду не поймешь, зачем он сюда приехал: то ли ради поправки подорванного здоровья, то ли в поисках предлога для развязывания боевых действий. А вот индус в тюрбане: долго добирался он сюда по морю из-за своей печени, вез ее так, как в давние времена предприимчивый и удачливый Марко Поло возил в его края всякие безделушки, которые обменивал на золото и алмазы во владениях Великого Хана. Ошалелый и изможденный комиссионер из Анконы или Беневенто, терзаемый сомнениями: горе ему горе, если чудодейственный источник обманет его надежды! Женщина-«вамп» в синих брюках и розовой майке, причесанная а-ля Марлон Брандо: скажите, деревья Кьянчано, смеется или плачет ее печень, когда она, покачивая бедрами, идет по дорожке под солнцем, как будто по сцене в лучах прожекторов? А вы, ребятишки, гоняющиеся друг за дружкой между столиками и скамейками, знаете ли вы, что такое печень?

Промышленники и принцы, министры и банкиры, толстые и обрюзгшие, подносят к глазам градуированные стаканчики, чтобы точно отмерить количество выпиваемой воды, а я и деревья Кьянчано слушаем, как скрипят и стонут под их тяжестью костыли надежды. Оркестрик наигрывает мелодии из оперетт, встречаемые жидкими аплодисментами: возможно, это подбадривают музыкантов их же родственники. Под звуки музыки сухой лист падает на дряблую руку пожилой дамы, увешанной драгоценностями; она смотрит на лужайку и гадает на зонтиках: голубые значат «да», розовые — «нет».