Золото Неаполя: Рассказы

— Сейчас я вам объясню… Дело было так: Майя,[41] его мать, — отцом был, конечно, как всегда, Юпитер — родила его глубокой ночью в пещере; повитуха обмыла и запеленала младенца по всем правилам искусства, положила в люльку и говорит ему: «Ах ты, потаскун проклятый, как подумаю о тех бедняжечках, что через двадцать лет повстречаются тебе в этих краях!» Поцеловала роженицу и вышла. Меркурий — ни звука: он уже задумал встать на рассвете для великого дебюта в роли мошенника.

Тут не выдержал парикмахер Пальяруло:

— Вы что, нас разыгрываете, дон Федерико? Меркурий был пухленький беззубый малыш и весил четыре килограмма, так или не так?

Бывший служитель лицея ответил:

— Так-то оно так, а все-таки вы мне поверьте. Ведь, во-первых, он родился на Востоке, а во-вторых — был богом торговцев и воров. Дорогие дон Сальваторе и дон Альфредо, неважно, чем вы торгуете, сливами или антрацитом… если бы вам не покровительствовал Меркурий, если бы он не научил вас, как обрызгивать уголь и освежать виноград, а главное, как обращаться с весами, прощай и торговля, и прибыль, и вся ваша спесь!

Откликнулся торговец фруктами Кадамартори:

— Очень может быть. Откровенность за откровенность, в моем ремесле главное — быстро взвесить. Посудите сами, должен я брать в расчет мух и червей?

— Ну еще бы… Да ради бога! А вот подумаем-ка лучше, кто будет строить себе дворец из камней, которые дон Альфредо подкладывает в свой товар… отправитель или получатель?

— Да, я подкладываю камни! — горестно воскликнул вдовец, снял и отдал мне очки (у него была просто мания — он боялся, что они от всего разобьются, даже от вранья). — А иначе как же быть с отходами, с углем, который на глазах превращается в пыль?

Бывший служитель лицея возразил:

— А как быть с пылью, которая постепенно превращается в уголь? Попались, дон Альфредо? Ладно, не будем больше об этом… вернемся лучше к нашему дону Меркурию: едва взошло солнце, а мать еще спала, постанывая, потому что ей снились схватки — сладостное воспоминание о муках, которое вознаграждает женщин за роды, — он вылез из люльки и был таков. Ах, как ему понравился этот мир… тут можно было столько узнать, столько украсть! И чтобы как-то излить свою радость, он спросил у проползавшей мимо черепахи: «Бабушка, а ты знаешь такой мотив… тата-тата-тата-татата-татата… припев песенки „Фуникули-фуникула“?»[42] — «Я о нем и слыхом не слыхивала… — ответила она. — Я всего-навсего черепаха, за кого ты меня принимаешь?» А он ей: «Боже правый, какая врунья!» И с этими словами убил ее, снял панцирь, натянул семь струн, и вышла у него лира, стариннейший музыкальный инструмент, который до сих пор чтут в музеях и университетах!

— Постойте, а что это была за лира?

— Да вроде лютни… плохонькая, кое-как настроенная мандолина, одна из первых… Меркурию было всего несколько часов от роду, но ему так нравилось жить на свете!.. Он смастерил себе лиру и играл на ней, потому что у него не хватало слов, чтобы рассказать земле, как он ее любит. Ах вы, мои деревья и небо, дороги и лужи, скалы и реки, хлеба и мельницы, изгороди и стада, я вас всех обнимаю и благодарю этой музыкой! Но дела есть дела, и он тут же придумал хитроумный способ завладеть волами Феба-Аполлона.

— Какого Аполлона, дон Федерико, этого неотесанного мужика из наших местных?

— Дон Розарио, похоже, у вас в голове одни опилки! Не я ли вам сообщал, что это была одна из главных персон на Олимпе, бог солнца и искусств, покровитель гадалок и гимнастики, праздника Пьедигротты и консерватории.

— Да, что-то припоминаю… но как же такой знатный синьор держал волов?

— Другие были времена, дон Розарио… тогда боги, короли и сельская знать не окружали себя роскошью и великолепием, как сегодня. Каждый в своей области и по своему призванию трудился, сражался с чудищами, карал и воздавал почести. Богам пришлось засучить рукава и все создать самим: жару, холод, свет, тьму, изобилие, голод, войну, мир, похоть, страдание, утешение, вино! Так вот, Меркурий выбрал пятьдесят лучших волов Феба и устроил такую проделку: срезал у каждого все четыре копыта и перевернул их задом наперед, чтобы следы повели Аполлона в противоположную сторону… а себе парнишка обвязал ноги травой… он все учел до мелочей, прямо американец Форд, уверяю вас, он изучил организацию труда в утробе у матери!

В разговор вступил дон Антонио Пальяруло:

— Господи Иисусе! Если хотите знать, я тоже украл с подоконника в переулке Фигурелла в Монтекальварио половину курицы и, чтобы избежать кривотолков, съел ее сырой… но примите во внимание, что я был голоден и что мне тогда было два с половиной года.

Почтальон Винченцино Ауриспа на это сказал:

— И я только ходить научился, уже лазал через заборы за рябиной и арбузами… безумства молодости, дорогой дон Федерико… но послушаем, что случилось, когда Аполлон узнал, что у него не хватает ни много ни мало пятидесяти волов.