Золото Неаполя: Рассказы

— Хочешь иметь в доме хлеб, замеси тесто заранее. Январь — месяц заготовки топленого свиного сала, июль — консервирования помидоров, в августе мы сушили на подоконниках сливы. Когда ты, Ада и Мария подросли, от вас не было спасу: вы набрасывались на сухие фрукты. Я вынужден был запирать их на ключ в своем кабинете. Однажды, когда я вел разговор с клиентом из района Атрипальда и искал его дело, опрокинулся ящик с сушеными сливами и прощай моя репутация у клиентов этого района. Как выйти из положения? «Дорогой синьор Кьеркия, — откровенно сказал я, — у меня в доме три волчонка, и поскольку их здоровье мне небезразлично, я вынужден так поступить, потому что в этом году слив уродилось мало, ведь солнце не было очень щедрым». Для деревенских людей это очень веский аргумент. Кьеркия сам мог носить одну пару башмаков целую вечность, а когда выходил из города, снимал их и шел дальше босиком.

Я спросил:

— Зачем такие жертвы и такая предусмотрительность? Ведь ты и Кьеркия не были бедняками.

Адвокат ответил:

— Ха! Каждый из нас следовал правилу: увеличить, а не уменьшить свое состояние. Человек работал не ради себя самого, а ради собственного имени. Я достиг этого, Кьеркия тоже стремился к этой цели и постепенно, медленно, но верно его положение улучшилось. Скажи, а как твои дела? Ты много работал, но почему-то не разбогател. Ты не подсчитывал с женой по вечерам расходы? Ты тратил и тратил, а она тебе помогала в этом?

— Вероятно, — ответил я. — А может быть, и нет. Люди похожи на воздух, которым они дышат. Тот воздух, который вдыхали мы, был кислым и черным воздухом бури. Нас постигли страшные катаклизмы и божий гнев. Будущее с годами превратилось в ничто. Слово «завтра», поверь мне, уже не имело смысла. А когда буря утихла, хотя это, может быть, нам только показалось, наши часы и календари окончательно сошли с ума. Нашим лозунгом стало: сегодня, сегодня, сегодня; просыпаясь, мы заново рождаемся и намечаем программу на двадцать четыре часа; засыпая, мы с чувством удовлетворения умираем, опустошенные и вялые: мы все отдали и все взяли. Мы пишем нашу дорогую жизнь мелом на доске, а кто-то ее немедленно стирает тряпкой. Нас не соблазняет движение вперед; заведя наши безумные часы и взглянув на календари, мы готовы, как коршуны, упасть камнем вниз, чтобы урвать самое лучшее. Круг наших интересов узок, как ремень от брюк, он замыкается вокруг пояса. Да это вовсе и нельзя назвать интересами. Мы жаждем богатства и счастья, по-рабски обожаем их, но схватываем на лету, только когда редкий случай приблизит их к нам; если же они далеки, труднодоступны, эфемерны, то они нас не привлекают, охота была силы тратить, говорим мы.

Я замолчал и посмотрел на адвоката.

— Боже мой! — воскликнул он. — Какой стыд, какое надругательство над древними святынями, сын мой!

Я продолжал: