А еще там была Калинка-Штокман. Это сейчас этот бренд ничего не говорит, а в восьмидесятые это была мечта советского человека – попасть в Калинку-Штокман. Каждую неделю – резидентура, до и посольство в целом отправляли в СССР несколько транспортов. Жратва, одежда… да всё! Все хотелки партийных дам – от костюма мужа, до простите, трусиков «неделька». Это Раиса Максимовна – стала сама с мужем ездить и одеваться, а раньше было так. Пристойно, не отсвечивая…
Ну а кто поумнее – докладывали в машины с дипломатическими номерами и свои посылочки. А на той стороне их уже ждала спекулянтская братва…
Но он пошел еще дальше. Порт, который полностью под его контролем – точнее не его, а тех спекулянтов, которые когда-то кидали людей на Галере. И связи с всякими интересными людьми за границей.
И кокаин.
Но сейчас – он сделал ставку и ставку эту проиграл. Оставалось только ждать решения своей судьбы. И гадать – что успели про него рассказать бывшему начальнику управления внешнеэкономических связей Санкт-Петербурга. Точнее, что ему смогли рассказать.
Если рассказали и про кокаин – тогда точно п…ц. Уж чего-чего, а кокаина Папа точно не потерпит.
Пока он просто гулял. Вдали – так чтобы не видно было – стояли машины, ждали. Опальный Меньшиков…
– День добрый.
Человек, который гулял по выстуженному холодной балтийской водой песку, коротко и зло глянул…
– Ты значит…
– Что – ты?
– Тебя прислали?
– Кто прислал?
– Что ты дурочку гонишь. Прислали, так давай. Делай.
Музыкант посмотрел назад. Там стояла его машина, там – висели низкие облака, рвались о стеклянный гвоздь небоскреба Газпрома. Через прорехи, продранные гвоздем – светило неяркое северное солнце…
– Знаешь – сказал Музыкант – сдохнуть легко. Раз и все. Тяжелее жить. С тем, что ты сделал. Хотя…
– Жене хоть что-то оставьте – буркнул еще недавно один из самых влиятельных людей России – она не знала.
– Которой?
– Первой. Для детей.
– А вторая?
– Пусть идет… – человек произнес несколько матерных слов – найдет под кого лечь, заработает. Еще вполне товарная.
Музыкант усмехнулся
– Ну, да…
– Хочешь – себе забирай – отреагировал человек
– Нет, спасибо.
– Как знаешь.
И вдруг – этот человек поверил.
– Погоди-ка. Так вы и в самом деле…
Музыкант покачал головой
– Ты не предатель, Леша. Ты жадный дурак. Знаешь… у человека, который меня учил, была поговорка – дурак хуже предателя. Я ее на всю жизнь запомнил. Ты и есть – тот самый дурак.
– Что ты меня лечишь?
– Да тебя и смысла нет лечить. Пустота не опухоль, в голове не лечится. Пошли обратно…
Они пошли в сторону города.
– Как ты вообще в это влип. Расскажешь? – участливо спросил Музыкант
– Как-как. Вова – солдат. Мой однокашник. Он же там, в Финляндии отсиживался. Там и деньги проходили. Я ему как себе доверять мог. Больше никому. Он… на спецотдел ЦК КПСС работал. Никому не подчинялся. Они… отдельно людей подбирали. Спецназ партии. Никому не известный. Никому не подчиняющийся. С виду обычные люди, но спиной повернешься… вякнуть не успеешь. Они много кого убрали.
– И тебя взяли?
– Можно и так сказать. Но я немного по другому профилю был.
– Какому?
– Переводы.
– Ну, да. У тебя же отец советским торгпредом работал.
– То-то и оно. У меня натуральный английский был. Не ученый. А то у нас переводят one man show – один мужик показал106. А еще я знал, как в Америке счет открыть… и все такое. Никто ж не знал, все дубами были…
– Откуда узнал? Отец открывал?
…
– Ну, да. Я ведь много чего знаю. Как, например, советское кормовое зерно из финских портов уходило как фуражное, а в Одессу уже прибывало как пшеница первого класса. По документам. Или, например – почему у нас зерно гнило в полях, а в Америке бывало и по пятьдесят миллионов тонн в год закупали. А у нас потом хлебом из этого зерна – скотину кормили. Правильно, за свое зерно – взяток не дадут. А вот если торговая палата штата Канзас отстегнет советскому торгпреду… пару сотен штук наличными… а тот занесет своему шефу, заместителю министра внешней торговли Юрию Леонидовичу Брежневу… то тут, пожалуй, и десять и двадцать и тридцать миллионов тонн контракт придет. Народ кормить надо! А то, что сука, за зерно золотом платили, гнали за рубеж и золото, и валютную выручку… как бочки с говном…
– Что ты меня тут лечишь? Сам не такой?
– Да нет. Не такой. С Трампом, когда пересекся?
– В восемьдесят седьмом. Летом. Я у него переводягой был, от интуриста.
– Переводчик у него был другой, мы проверили, не ври.
– Что ты проверил? По бумажке ты букашка. Я подменял тогда друга. Договорились по-тихой. Я тогда как раз в Питере был.
– А потом? Деньги мыли через его казино и стройки?
– Да всякое было…
Музыкант замолчал
– Слушай…
– Да?
– Кто меня обломал, а?
…
– Это ведь не наши, так? У нас таких нет.
– Наши, наши. Просто ты не знаешь всего.
– Не… я – и не знаю всего.
– Не знаешь Леша. Просто думаешь, что знаешь. Гордыня – страшный, надо сказать, грех…
…
– Пошли. Будем думать, куда тебя пристраивать. Только теперь – ты подо мной ходишь. И только попробуй рыпнись.
Когда садились в машины – Музыкант окликнул его
– Леш…
– А?
– А ты ради чего ж… рвал? А?