Золото партии. Историческая хроника

Империя, которую построил товарищ Сталин, была уникальной для своего времени, а потому и представлялась неразрешимой загадкой для всех, кто жил за пределами Советского Союза, даже для «братских» стран. Это был средневековый анклав, причудой истории и судьбы вкрапленный на шестую часть суши в мир двадцатого столетия. По административной структуре СССР почти ничем не отличался от деспотии древности с неограниченным властью владыкой в столице и сатрапами в провинции. Основу экономики страны, как и всюду, составляла добывающая промышленность, обсуживаемая исключительно заключенными, число которых к 1953 году составляло примерно 12 миллионов человек. ГУЛАГ, как правильно заметил Солженицын, по численности своего «населения» равнялся среднему европейскому государству, обеспечивая страну всеми необходимыми видами сырья, включая и золото, причем практически бесплатно. Аграрный сектор империи обеспечивала многомиллионная армия колхозников, низведенная ниже уровня крепостных крестьян старых времен российского абсолютизма. Крестьяне не имели паспортов, никуда из своих деревень уезжать не имели права без специального разрешения местного «помещика» — председателя (даже на рынок), за свой труд фактически ничего не получали, если не считать знаменитых «палочек-трудодней», служа при этом резервом для пополнения ГУЛАГа и армии. Так шло обеспечение страны продовольствием и другими сельскохозяйственными продуктами, фактически тоже бесплатно.

В строительных работах на всех нулевых и начальных циклах трудились заключенные, составляя 60 % от общего числа строительных рабочих, превышая даже долю строительных батальонов армии, представляющих еще один вид рабского труда. В обрабатывающей промышленности и на транспорте также трудились заключенные, но их доля была относительно низкой. Однако, «вольные» рабочие, даже высокой квалификации, получали нищенскую зарплату, влача полуживотное существование, рискуя при этом за малейшую провинность оказаться по другую сторону колючей проволоки. Восемь миллионов человек находились под ружьем в вооруженных силах мирного времени.

Так существовал народ, протащенный через мясорубки бесконечного террора и самой страшной в истории человечества войны.

Итак:

12 миллионов в ГУЛАГе,

8 миллионов в армии,

30 миллионов в колхозах,

40 миллионов в промышленности…

И все рабы примерно одного уровня. Заключенных можно было безнаказанно расстреливать, морить голодом, убивать непосильной работой. Прав у них никаких не было, и даже само их существование, несмотря на количество, было государственной тайной, о которой запрещалось даже говорить вслух.

А уж тем более запрещалось говорить вслух об армии, кроме того, что она «непобедимая и легендарная». Но прав у военнослужащих было еще меньше, чем у заключенных. Не моргнув глазом, можно было на живых солдатах провести натурные испытания атомного взрыва, а затем бросить уцелевших без всякой медицинской помощи, взяв у них, правда, строжайшую расписку «о неразглашении». Даже умирая от лучевой болезни, они боялись рассказать сбитым с толку врачам, что с ними произошло.

Не было ничего хуже, чем вернуться из армии инвалидом. Все еще хорошо помнили многомиллионную армию инвалидов сразу после войны. Звеня многочисленными орденами и медалями, они собирались в крупных городах вокруг рынков и вокзалов, прося подаяния или пытаясь в меру своих сил как-то подработать. Все это были, главным образом, молодые парни в возрасте до 30 лет. Буквально в один день все они исчезли. По всем городам были проведены координированные облавы. Всех безногих и безруких покидали в машины и увезли. А было их несколько миллионов. Куда они все делись? Не то что говорить, но и думать об этом не полагалось. Любой генерал, а то и маршал мог точно так же исчезнуть, и никто не имел права о нем вспоминать. Если уж в годы войны били смертным боем и мочились на голову генерала армии Мерецкова, то и после войны с неменьшим энтузиазмом делали то же самое с маршалом Новиковым, генералом Телегиным, маршалом Яковлевым и многими другими.

С крестьянами вообще можно было делать что угодно. Им не полагалось ни пенсий, ни пособий, но при потере трудоспособности разрешалось кормиться с крошечного приусадебного участка, который, кстати, могли в любой момент отобрать, дом снести бульдозером, а самого либо посадить, либо выбросить умирать куда-нибудь в чистое поле. Методика уже давно была отработана.