БАРАБАШ. Да что ж такое! Опять вру? В одна тысяча девятьсот шестьдесят втором году министр промышленности Острова свободы товарищ Че Гевара прилетал в СССР на переговоры по сахару. Я ему прямо сказал, как коммунист коммунисту: ваш тростниковый по сравнению с нашим из бурака — дерьмо собачье. Ох и орал же на меня потом Хрущ…
ВЕНЯ. Какой сахар, какой бурак? Че Гевара — великий революционер!
БАРАБАШ. Люди, Веня, после революции тоже кушать хотят. Даже сильнее, чем до революции. Или тебе плевать на народ? А ты, собственно, парень, из каковских будешь?
ВЕНЯ. Я? Мы правый фланг леворадикального центра.
БАРАБАШ. Как ты сказал?
ВЕНЯ. Нет! Мы гораздо левее.
БАРАБАШ. Не левее надо быть, а умнее. Одни не потянете. Когда к Машке снова полезешь, валяй через мою комнату, заодно платформы сблизим. И веник какой-нибудь захвати! Революция революцией, а девки цветы любят.
ВЕНЯ. Хорошо, Петр Лукич.
БАРАБАШ. Стой! Вы расписанные с ней?
ВЕНЯ. Нет еще…
БАРАБАШ. Плохо! Пока вхолостую балуешься, можно и так — шатуном. А пузо надо регистрировать. Понял?
ВЕНЯ. Понял.
БАРАБАШ. Не простудись!
ВЕНЯ
БАРАБАШ
ОКСАНА. Закройте окно — простудитесь!
БАРАБАШ. Тебя за смертью посылать.
ОКСАНА. Еле нашла. А что вы там про зиму сказали?
БАРАБАШ. Говорю: раньше, как жахнет минус тридцать, сразу собираем экстренное бюро обкома. Первый вопрос: «Что делать с зимой?»
ОКСАНА
БАРАБАШ. Много чего! Можно массовый лыжный забег устроить.
ОКСАНА. Как обычно, Петр Лукич…
БАРАБАШ. Нет, не как обычно. Что за дрянь ты мне налила?
ОКСАНА. Коньяк.
БАРАБАШ. Какой?
ОКСАНА. Бренди, кажется…
БАРАБАШ. Совсем сбрендила? Измена Родине тоже с заграничного пойла начинается. Где мой армянский?
ОКСАНА. Так Армения теперь — заграница.
БАРАБАШ. Чушь! Я в СССР родился и помру.
ОКСАНА. Кончился ваш армянский. А у Марлена Петровича бар, видите, на замке. Этот-то еле у Турусова выпросила. Взаймы. Будить пришлось. Они с Теодором под утро вернулись. Ругался…
БАРАБАШ. Ругался? Да ладно! Ты ж ему нравишься.
ОКСАНА. Вот еще глупости! Скажете тоже…
БАРАБАШ. Врешь! Баба мужской интерес за версту чует, как парткомиссия троцкизм. Ты замужем-то хоть была?
ОКСАНА
БАРАБАШ. И что, бросил тебя муж или объелся груш?
ОКСАНА. Это я его бросила.
БАРАБАШ. Ай, не ври! У тебя ж на лбу написано, как на первомайском плакате: о-дно-муж-няя. Другую, чай, твой хлопец себе нашел?
ОКСАНА. Нашел.
БАРАБАШ. Что за стервь?
ОКСАНА
БАРАБАШ. Как не знать… Потом поговорим. Дуй в магазин за коньяком!
ОКСАНА. Марлен Петрович денег не дает. Никому. Зарплату задерживает.
БАРАБАШ. Разорился, что ли?
ОКСАНА. Похоже.
БАРАБАШ. Хорошо бы! А коньячок я и сам могу купить. Пенсию получаю.
ОКСАНА. Ой, не смешите!
БАРАБАШ. Что-о?.. Я пенсионер всесоюзного значения.
ОКСАНА
БАРАБАШ. А то! Сколько ко мне вашей сестры в очередь записывалось по личным вопросам!.. Ни одну не обидел.
ОКСАНА
БАРАБАШ. Не обижала нас партия. Я и сейчас квартиру сдаю. Ты думай, дурочка, думай над моим предложением. На вот, подержи-ка!
ОКСАНА
БАРАБАШ. Ты-то почем знаешь?
ОКСАНА. Я же историк. Откуда у вас такой раритет?
БАРАБАШ. В архиве нашли. Принесли мне: мол, как быть? Я хоть и на пенсии, а связи остались. Думал, схожу в ЦК, отдам кому следует. А тут все и кончилось: Борьку-пьяницу в Кремль занесли…
ОКСАНА. А почему сами не вскрыли?
БАРАБАШ. Я человек дисциплинированный. Нельзя без ЦК — значит нельзя.
ОКСАНА. А вдруг там ценный исторический документ?
БАРАБАШ. Выходи за меня, Оксана, — все тебе достанется!
ОКСАНА. Я подумаю над вашим предложением.
БАРАБАШ. Думай скорее, а то помру.
ОКСАНА. Ладно вам!