Садима закрыла глаза. Всюду в замке она ощущала что-то смутно зловещее. Всюду, кроме этой комнаты. Никогда прежде не чувствовала она такого глубокого покоя. В этих стенах осязаемо витало безмятежное умиротворение, и от него становилось тепло в животе и в затылке. Садима сняла передник и положила его на диван. Грубая ткань, успевшая чуть загрязниться, выглядела неуместно на шелковисто-алом крапчатом бархате. Садима сняла чепец, туфли, чулки, расправила плечи, потянулась.
Мэри при виде спальни охватила паника. Глядя на кровать под потолком, она почувствовала себя двоечницей, не понимающей, чего от нее ждут. Когда ее заставали врасплох, она обыкновенно либо врала, либо пряталась. Знайте же: Мэри не спала в этой постели. Она немного смяла простыни, а потом убежала босиком по пустому коридору к себе в гостевую спальню.
Садима почувствовала между лопатками острую струйку наслаждения. У Уоткинсов она делила чердачную комнату с Анной, служившей на кухне. И спала на скрипучей кровати под окошком, стекло в котором дребезжало от малейшего ветра. До этого, в детстве, она спала рядом с детишками, за которыми смотрела мать, то и дело просыпаясь от их плача. Эта ночь станет для нее роскошным исключением.
И она забыла про лорда с его испытаниями. Хозяйки ее были далеко. Родители тоже. Никто не знал, что она здесь. Освободившись от сторонних взглядов, Садима перестала быть прислугой. Приниженная услужливая девушка-горничная была тесна Садиме – она сбросила ее с себя, чувствуя, что в этой горнице может быть просто девушкой.
Видели бы вы ее тогда! Быть может, став вдруг гибкой и ловкой, она прыгала по ковру, чтобы голая ступня лучше почувствовала его пушистый ворс, и улыбалась, ни о чем не думая, дав телу волю. Или же пустилась, дурачась, в пляс, или стала напевать, или говорила с собою вслух… Кто знает – ведь она наконец-то была одна!
Мэй, как и Мэри, столь необычная постель повергла в смятение. Но, в отличие от сестры, она никогда бы не осмелилась на бунт. Дрожа, она взобралась по лестнице, легла не раздеваясь, в пеньюаре и украшениях, натянутая как струна. Свечу она не погасила – та горела, пока не кончился воск, после чего Мэй лежала, вглядываясь в темноту до самого рассвета.
Садима же наслаждалась неведомым счастьем мягкой постели и долгих часов одиночества. Ее ночь была не похожа на ночи ее хозяек.
Чем же она занималась?
Ну что вы! Впервые в жизни Садима постигала тайны уютной спальни. Так не будем красть у нее драгоценное уединение. Перейдем к следующему утру.
Привычная к каждодневным трудам Садима проснулась рано и спрыгнула с кровати одним прыжком. Каждое движение ей было в радость. Ясное посвежевшее лицо светилось веселостью.
Мысль оставить след своего пребывания в таинственной комнате даже не пришла ей в голову, и она принялась застилать постель. Простыни смялись, матрасы перекосились: она много ворочалась ночью. Стараясь не думать о снах, бывших тому причиной, она привела кровать в порядок.
Приподнимая последний матрас, она заметила, как что-то выскочило на пол. Ей показалось сперва, что это мизинец, и он убегает, извиваясь как червячок. И ее вдруг разобрал неудержимый смех – да, вот так, прямо с утра. Она представила себе, как сбежавший от хозяина палец отплясывает веселую джигу, и это настраивало ее на шутливый и счастливый лад…
Садима стала напевать про себя. И на этот мотив вскоре сочинился привязчивый припев. Он все звучал и звучал в голове, пока она одевалась и приводила себя в порядок.
Наконец она собралась уходить из спальни. На прощанье все же пошарила еще раз под кроватью, надеясь, что там что-то найдется, но ничего не нашлось.
Она открыла дверь в безмолвный коридор, и улыбка, не сходившая с ее лица, исчезла. Нужно было опять брать себя в руки. Наверное, это сороконожка пробежала. И нечего выдумывать всякий вздор – пора озаботиться своим будущим. Скоро у Уоткинсов заметят ее пропажу. Так что главное теперь – не лишиться работы.
Лорд Хендерсон в такой час еще спит, если судить о его привычках по прошлым дням. Нужно потихоньку выйти из замка и бодрым шагом пересечь лес. Так она будет у Уоткинсов до завтрака. Сестры встают поздно, так что она еще может выйти сухой из воды.
Садима спустилась по лестнице и миновала холл, не встретив дворецкого. Когда она уже собиралась открыть входную дверь, за спиной раздался голос:
– Доброе утро.
Садима вздрогнула. Лорд Хендерсон улыбался, как будто не замечая, что она держится за ручку двери. Он поглядел на нее и задал привычный вопрос:
– Хорошо ли вы спали?
Садима открыла рот, чтобы сказать привычное: «Да, милорд, спасибо, милорд». Вот уже несколько лет, как эти услужливые слова прочно пристали к ее языку. Потому она первая удивилась, когда вместо положенного ответа вдруг пропела песенку, что все утро крутилась у нее в голове: